Собаки и другие люди

…Я вытащил его – уже хладеющего и безмолвного. Ещё бы немного – и он задохнулся бы.

Но спустя полчаса уже носился по кухне.

Решив, что без неё праздник неполон, я сходил за Золькой и пустил в дом и её.

И вот – пять утра, а я пью, обжигаясь, чай и кормлю их обоих с рук колбасой.

Насыпал сахара в ладонь: Золька тут же слизала. Извлёк из стакана ломтик лимона – спокойно, не моргнув, съела.

* * *

Золька оказывала Нигге такие неустанные знаки внимания, что молодой пёс терялся. Она же, казалось, и не брала во внимание его увеличивающиеся день от дня размеры; а он ведь только входил в свою масть.

Однажды стало ясно: ей нужен парень схожего калибра.

Лишние деньги у нас тогда водились от случая к случаю, и претендовать на ещё одного породистого щенка не приходилось.

Заглянули к заводчице Зольки в гости. Она показала нам новый приплод и походя пожаловалась: один щенок, кажется, слепой; придётся утопить.

Я постарался тут же увести девятилетнюю дочку, но сразу понял: всё, попал.

Улучив минутку, дочь подошла с решительным видом. Глаза её – на самом дне – дрожали. Но я знал, как можно обмануться, наивно решив, что это накипают слёзы. Там зарождался гнев.

– Я играла с ним, – сказала она твёрдо. – Он видит. Он реагирует на движение. – И тут же, как последний козырь, выложила: – Он добрый.

Вид у дочери был такой, что любое моё слово против было бы равносильно отрицанию самой идеи добра.

Так у нас стало три собаки – и третья досталась нам бесплатно.

В паспорте щенок был записан как Бертолуччи – но, не мороча себя, мы нарекли пацана Толькой. В пару к Зольке, которая значилась Изольдой.

Должно быть, заводчица любила кино. Я так и не спросил у неё, за какой фильм она полюбила великого итальянца. И чем дорога ей исполнительница главной роли в страшной повести о том, как девушка из красноармейского отряда полюбила белогвардейца.

Толька был – чёрно-белый, с рыжими бровями и рыжим кончиком хвоста.

Дочь оказалась права: один глаз у него видел вполне себе сносно. Что касается второго глаза – здесь мы намучались.

Слепой глаз время от времени западал куда-то внутрь собачьего черепа. Выбегающий из конуры Толька вводил меня (но не дочь) в ужас.

Установленный на место, глаз вскоре вываливался наружу.

Я привычно шёл прогревать машину. Дочь, не брезгуя ни минуты, снова ехала в обнимку со своим Толькой в гости к хирургу.

Возвращённый в глазницу, глаз покрывался бельмом.

По излечении бельма глаз воспалялся, разбухая до удивительных размеров.

…Если б мы тогда приобрели весь помёт, и лишь одного Тольку оставили бы заводчице, – это обошлось бы нам дешевле.

Но ни одна из операций не пошатнула жизнелюбия этого бассета.

Всякий раз Золька встречала своего молодого парня со свойственным ей неистовством.

Толька мужал, выказывая, как и положено бассетам, упрямый и временами бестолковый характер – но лишь по отношению к людям. С Золькой они жили душа в душу.

* * *

Однажды мы осознали, к чему она готовила его.

С улицы раздались её истеричные вопли. Она кричала так, словно ей придавило упавшей балкой задние лапы.

Сшибая мебель, я вылетел наружу, – но не увидел ни одной приметы катастрофы.

Ближайшая к выходу конура была пуста.

Я кинулся к другой.

Три наших собаки застыли там, как в театральной мизансцене. Я без труда восстановил для себя предшествующие события.

…Ни о чём не подозревавший Нигга, прогулявшись по вольеру, решил уйти с палящего солнца в ближайшую конуру – тем более что в детстве он чаще всего спал именно там.

Но в той конуре уже возлежали Золька и повзрослевший Толька.

Золька находилась в глубине, а Толька, охраняя её, при входе.

Когда Нигга, сдвигая полог, сунул туда свою огромную добрую башку, Золька недвусмысленно заворчала.

Обе конуры были огромны – там легко могло бы поместиться и четыре собаки, – но теперь Золька так не считала.

Толька, до тех пор имевший с Ниггой исключительно добрые отношения, воспринял поступивший от подруги сигнал – и бесстрашно зарычал на добродушную чёрную голову, раскачивающую слюнявыми щеками.

Подумав, Нигга сделал маленький пробный шаг, надеясь, что эти двое, не разобравшись в полутьме конуры, просто не узнали его, и сейчас подвинутся, – но Зоя вдруг рыкнула ещё жёстче своего охранника.

Оглянувшись на неё зрячим глазом, Толька безоговорочно поверил и этому посылу. Привстав, он оскалился, глядя на Ниггу в упор.

Никогда не желавший этим двоим никакого зла, Нигга мог осознать лишь одно: рушится его собачье мироздание.

Он сделал ещё маленький шаг – и здесь Золька совершила стремительный выпад, всадив ему белые зубы в чёрную грудь и тут же отпрянув.

Ведомый её примером, Толька тоже атаковал Ниггу, хоть и не столь откровенно, лишь наметив укус.

Нигга мог бы разорвать их обоих – но его никто этому не учил.

Он отреагировал так, как сумел: издав густой, выражающий всю серьёзность его разочарования, рёв.

Именно здесь Золька и закричала, призывая на помощь хозяев.

Женский, истошный крик её сковал Ниггу.