Португалия знаменита портвейнами, формулу которых дала людям безымянная собака породы Рафейро Алентежу. Впрочем, вполне может быть, что при рождении ей и дали какое-нибудь имя, но хозяин звал её просто «Эй». Этот благородный дон Фернандо де Оливейра (его-то имя история сохранила), оставшись на склоне лет совсем один, пристрастился к вину и лености. Вместо того, что бы писать мемуары или гоняться за молоденькими служанками, почтенный де Оливейра стремительно спивался. Просыпаясь только к обеду, он садился за стол и звал кухарку. Та ставила перед ним блюдо с жареным барашком, кувшин вина и уходила домой. Благородный дон одним махом выпивал кувшин, кричал «Эй», появлялась Рафейро Алентежу, приносила из погреба новый кувшин, за что получала баранью кость. Затем следовало новое «Эй», кувшин, кость. Выпив пятый сосуд, старый пьяница падал лицом на скатерть, а собака подъедала остатки трапезы. Так бы всё и шло своим чередом до апоплексического удара или цирроза печени, если бы не Рафейро Алентежу, которая решилась однажды на смелый эксперимент и долила в четвёртый кувшин стакан бренди. Как вы догадываетесь, четвёртое возлияние оказалось последним и хитроумная собака уволокла со стола достаточно весомый кусок недоеденного барашка. Затем бренди был добавлен в третий кувшин, и Рафейро Алентежу устроила себе настоящий пир! Увы, на этом бы ей и остановиться. Но, собака она и есть собака. И вот, однажды, почтенный дон, налив себе стакан вина, поразился его необыкновенному вкусу.
— Эй, — заорал он. — Откуда ты приволокла это? Напиток богов! Амброзия!
Собака была немедленно и с пристрастием допрошена, секрет вызнан, а дон Фернандо де Оливейра, бросив пить, занялся производством нового напитка. Правда, увлёкшись виноделием, собачку свою не забывал, каждый раз, при встрече, награждая увесистым пинком.
— Что ж ты, тварь такая, раньше сказать не могла? — сурово вопрошал новоявленный портвейнодел. — Знала и молчала!
А вот Д. И. Менделеев собак любил и не обижал, особенно, когда выпьет…
Однажды маленькая девочка, по имени Клава, пришла к своей маме, и говорит, — Можно мне в лес за ягодами?
— Конечно же, моя радость, — отвечает мама. — Только не ходи в Чёрный Бор!
Но, глупая Клава не послушалась доброй мамы. Забрела она в самую чащу леса, где свил своё мрачное гнездо вечно голодный Схапендус. Неслышно перебирая восемью хитиновыми лапами, беззвучно спустился он за спиной у Клавы и вонзил ей в спину ядовитое жало. Затем, оплёл неподвижное тельце паутиной и утащил девочку в гнездо…
Однажды маленькая девочка, по имени Клава, пришла к своей маме, и говорит, — Можно я пойду, поныряю с аквалангом?
— Конечно же, моя радость, — отвечает мама. — Только не заплывай в Чёрный Грот.
Но, глупая Клава не послушалась доброй мамы. Нырнула она глубоко-глубоко, и вынырнула уже в Чёрном Гроте, где подкарауливал свою добычу Схапендус. Не успела Клава оглядеться, как оплёл он её щупальцами и задушил…
Однажды маленькая девочка, по имени Клава, пришла к своей маме, и говорит, — Можно я съезжу с друзьями в Таиланд?
— Конечно же, моя радость, — отвечает мама. — Только после каждого приёма пищи, обязательно выпивай стаканчик виски.
Но, глупая Клава не послушалась доброй мамы. Пообедает и выпьет сладкой Кока-Колы или шипучего Спрайта. И завелись у неё в животе Схапендусы. Сначала они прогрызли стенки кишок, а затем выели у Клавы печень, почки и селезёнку. И однажды ночью умерла непослушная девочка в далёком Таиланде…
Однажды маленькая девочка, по имени Клава, пришла к своей маме, и говорит, — А, давай заведём у нас дома Схапендуса?
— Конечно же, моя радость, — отвечает мама. — Сколько угодно, но только после моей смерти!
Надо же было так назвать породу собак. Схапендус!
Верцингеторикс, вождь овернцев, славился не только военными талантами, но и красноречием. Бывало, пойдёт на охоту со сворой верных глубых овернских бракков, завидит стаю куропаток и обращается к своим псам:
— О быстроногие и острозубые сыны земли овернской, направьте бег своих колен туда, где безмятежно вкушают дары матери-природы птицы-куропатки. Да будут крепки когти, да будут остры зубы, да будут зорки глаза. Пусть тёплый, весенний ветер Галии несёт ваши тела к славной добыче. Пусть шелковистая зелёная трава отчизны, скроет вас. Да не ослепит солнце, да не помешает дождь. О, если б я был также стремителен, как вы, то помчался стрелою за славной добычей. Увы, мне, простому смертному, другую участь предопределили боги…
И так без конца. Уж и дичь упорхнула, и собаки уснули в траве, а Верцингеторикс всё витийствует. Впрочем, народ любил его послушать. Даже римляне, взяв Верцингеторикса в плен при Алезии, не сразу его прикончили, а возили несколько лет по землям империи. И хотя пленённый вождь почти всё время ругался и богохульствовал, внимали ему с удовольствием. Сам Цезарь, говорят, постоял-послушал, да и велел: «Пусть выговорится, наконец».