«Собеседник любителей российского слова»

Однако ж этого не было довольно. И прежде и даже после этого письма автор «Былей и небылиц» несколько раз выказывал свое недовольство вопросами и подсмеивался над затруднительным положением, в которое поставлен был автор их «ответами». В IV части «Собеседника»[99] дедушка сильно восстает против вопросов (54) и хотя возможность говорить так смело опять относит к преимуществам того времени, но заключает свою выходку следующим образом: на вопрос: «Отчего прежде шуты, шпыни и балагуры чинов не имели, а ныне имеют, и весьма большие?» – он отвечает: «Отчего? отчего? Ясно, оттого, что в прежние времена врать не смели, а паче письменно, без опасения».

Такой прием не мог ободрить Фонвизина, и он хотя обещал продолжать вопросы, но уже не осмелился сделать этого. Вообще нужно сказать, что Фонвизин не умел вполне понять великой Екатерины, и, конечно, вследствие этого он не пользовался расположением при дворе, по свидетельству его биографа{33}. Это был, конечно, один из умнейших и благороднейших представителей истинного, здравого направления мыслей в России, особенно в первое время своей литературной деятельности, до болезни; но его горячие, бескорыстные стремления были слишком непрактичны, слишком мало обещали существенной пользы пред судом императрицы, чтобы она могла поощрять их. И она сочла за лучшее не обращать на него внимания, показав ему предварительно, что путь, которым он идет, не приведет ни к чему хорошему.

Кроме «Былей и небылиц», из сочинений императрицы Екатерины помещена в «Собеседнике» «Ежедневная записка Общества незнающих»[100]. Статья эта есть не что иное, как пространная насмешка над незнающими людьми, которые составляют общества, собираются, толкуют, отдают преимущество мнению того, у кого грудь сильнее, и все-таки разъезжаются, ничего не решив, или кончают дело тем, что записывают мнение каждого члена порознь и потом сдают дело в архив. Результат всех заседаний состоит разве в том, что на членов общества жалуются соседи за ранние их собрания, говоря, что каретным стуком мешают многим спать[101]. Теперь трудно решить, с каким намерением написана эта статья; но, вероятно, императрица имела в виду какое-нибудь действительно существовавшее общество, где дела решались не обыкновенным приказом, а общим собранием, на котором каждый из членов имел право подавать голос{34}. С таким характером является участие великой Екатерины в «Собеседнике». Мы нарочно долго останавливались на разборе произведений, помещенных здесь ею, имея в виду проследить ее участие в литературе нашей, не официальное, а, так сказать, приватное, домашнее. Для разбираемого нами журнала это особенно важно. Во-первых, Екатерина признавала себя одним из издателей его. Во вступлении к ответам на вопросы Фонвизина прямо сказано: «Издатели «Собеседника» разделили труд рассматривать присылаемые к ним сочинения между собою понедельно, равно как и ответствовать на оные, ежели нужда того потребует. Сочинитель «Былей и небылиц», рассмотрев присланные вопросы от неизвестного, на оные сочинил ответы»[102]. Эти слова ясно показывают, что Екатерина принимала участие в издании. Но даже если мы оставим в стороне это обстоятельство, то и тогда нельзя не видеть, что образ мыслей и воззрений императрицы не мог не иметь сильного влияния на дух журнала, издававшегося одним из приближенных к ней лиц и которого большую часть она сама наполняла своими литературными трудами. Поэтому нам было особенно важно рассмотреть собственные труды императрицы, в которых выразились ее литературные убеждения. Они могут нам послужить ключом для объяснения многих других статей, помещенных в «Собеседнике».

* * *