Собеседник. Выпуск 6

Эти фантастические описания нашей родины — Сибири, можно было бы продолжать и продолжать. А для удобства, оснастив каким-нибудь любознательным героем, выстроить в сюжете, где герой, вернувшись из Сибири, воскликнет:

— Я даже кушал прелестное и чудесное растение баранец! Мясо у баранца как у рака, цвет его как рубин или красный персик, а запах одновременно похож на аромат дыни и померанца…

«Ну, полно, полно! — остановит меня дотошный читатель. — Про траву баранец мы читали у Гриммельсгаузена в «Симплициссимусе», романе конца XVII века! Мало ли чего может нафантазировать писатель!..»

Не спорю — нет пределов писательской фантазии, однако то, что я цитировал, никак нельзя отнести к фантастике, к беллетристике. Все это извлечено из литературы сугубо научной. Все это написано учеными мужами. Вы только послушайте — какие имена стоят за открытиями племен Паросситов, Лукоморов, травы-косы или баранца:

Плано Карпини (1246), Гильом де Рубрук (1255), Сигизмунд Герберштейн (1549), Алессандро Гваньини (1578), Адам Олеарий (1647), Самюэль Коллинз (1669), Генрих-Вильгельм Лудольф (1693)…

И ведь что получается, а получается то, что и до начала освоения русскими великих пространств Зауралья, и после похода Ермака Тимофеевича, и в те года, когда уже взросли на сибирской почве ржаные нивы и первые города, — земля наша в сознании даже очень ученого европейца продолжала выглядеть странно загадочной, населенной чудищами, обросшими звериной шерстью, продолжала быть областью, где водятся невероятные звери и произрастают сказочные растения!..

А что же люди? Что же коренные народы, испокон веку тут жившие? Рационалистический, хищный взгляд европейца, конечно же, не мог не отметить реального ее населения, но отмечал его только как предмет «неважный и дикий», как перспективный объект порабощения, торговли путем обмена, а точнее — обмана.

Высокомерно выделялось только экзотическое, дикое в облике народа, всячески подчеркивалась «кровожадность» и ужасность кочевого или охотничьего быта… Но общее ощущение было таковым, что людей-то толком за Уралом и нет, и земли тут пустые от сотворения мира…

Сколько усилий потребовалось за все годы Советской власти и сколько их требуется сейчас, чтобы внушить миру, что существовала, существует и развивается богатейшая и уходящая корнями в глубокую древность художественная и духовная культура народов Сибири, культура вполне соответствующая великим природным богатствам нашего края!

Кочевые и охотничьи народы не оставили грандиозных архитектурных сооружений, но они оставили грандиозную народную литературу — миллионы строк эпических сказаний о героях Алтая, Бурятии, Якутии, Обского Севера, Тувы и Хакасии. Народы оставили бесценные образцы декоративно-прикладного искусства. Оставили художественное осмысление пространства Сибири; понимание этого обогащает нашу современную культуру.

«Алтай… Якутия… Тува… Это все понятно, — скажет мне дотошный читатель, — а при чем тут наша, Новосибирская, область? Что тут-то особенно замечательного?»

И чтобы ответить ему, я обращусь к книге «Археологическая карта Новосибирской области» (Наука, 1980) и приведу оттуда две цитаты:

«Новосибирский могильник. Обнаружен в 1896 году при постройке железнодорожного моста. Расположен на левом берегу Оби. При строительных работах найдены бронзовые подвески, бронзовые наконечники стрел и дротиков, бронзовая фигурка барана, зеркало. Часть находок была передана в Императорскую Археологическую комиссию. Могильник датируется V—IV вв. до н. э. Однако наличие в инвентаре вещей кулайского типа (наконечники дротиков, фигурка барана) позволяет отнести могильник к V—III вв. до н. э.»

«Случайная находка. На территории Академгородка обнаружен каменный идол окуневской культуры. Как он попал сюда, остается неясным. Детальный анализ идола дан академиком А. П. Окладниковым».

Строительство первого моста через Обь, с которого, собственно, и начался наш город, и становление Академгородка, знаменующее качественно новый этап в развитии Новосибирска и освоения всего Зауралья, — удивительным и вместе с тем совершенно закономерным образом совпали с археологическими находками. Разве не символична еще одна находка — бронзовая фигурка всадника, обнаруженная в 1956 году у железнодорожного моста через реку Иня!