Собеседник. Выпуск 6

Однако все дело в том, говорит нам писатель, что мечтательность и романтичность Рябцева не подкреплены необходимым нравственным содержанием. Вот почему, воображая себя героем, молодой помощник машиниста в то же время безропотно соглашается с Чагиным, который, предчувствуя неизбежность аварии, предлагает напарнику: «Слушай, Толька, как у нас было. Ты под дозатор подкладывал не чурочку, а вот этот «башмак». И кто его вытащил — откуда мы знаем?» Рябцев молча нагнулся, поднял с пола «башмак» и швырнул его в открытую дверь. Железка упала точно рядом с березовой чурочкой».

И безжалостно-пародийной выглядит очередная картина воображения Толи Рябцева, когда (уже после смены), сидя в кинотеатре со своей брюнеткой на фильме «Жестокость», очередной раз представляет он себя в роли честного и благородного рыцаря.

«…Толкая перед собой Чагина, Толя входил в милицию. Давал честные показания. Твердой рукой подписывал протокол. Обритый, но счастливый, уезжал к месту отбытия наказания…»

Фильм «Жестокость» упомянут в повести «Двадцать километров в час» не случайно. Нилинский Венька Малышев и Толя Рябцев В. Шкаликова, отделенные друг от друга несколькими десятилетиями и находясь в весьма и весьма несхожих обстоятельствах, поставлены тем не менее перед одинаковым по сути нравственным выбором: обмануть, сподличать, спрятать голову под крыло от чужой беды, которая, кстати, сотворена не без твоей помощи, или, преодолев себя, найти в себе мужество поступить по голосу совести?

Собственно, первым-то порывом Чагина и Рябцева и было — догнать дозаторы, что-то сделать для предотвращения столкновения. Но, как показали дальнейшие события, это оказалось всего лишь непроизвольным инстинктивным движением, а не глубоко осознанным нравственным актом. Бросившись было в погоню за дозаторами, Чагин вскоре прекращает ее, потому что дальше требовался риск — надо было идти на превышение максимальной скорости в 20 километров в час, установленной для строящейся железнодорожной ветки. Но риску во имя спасения людей (не говорим уж, что необходимо было исправлять собственную же ошибку) Чагин предпочитает обман.

В этот критический момент и отличиться бы Толе Рябцеву, проявить характер настоящего комсомольца, обнаружить свой героизм. Но одно дело маниловские фантазии, другое — реальность, в которой помощник машиниста оказывается полной противоположностью себе воображаемому. И если Венька Малышев из повести Павла Нилина, невольно обманув поверившего ему (пусть и врага) человека, в своих нравственных терзаниях доходит до самоубийства, то Рябцева беспокоит одно: не привлекут ли его к ответственности.

Так и оставляет В. Шкаликов Толю Рябцева с этим липким страхом в душе, несколько даже демонстративно «забывая» о нем где-то на середине повести.

А поезд спасает другой комсомолец, один из строителей дороги Сергей Гилев, ехавший в том самом поезде, которому суждено было столкнуться с платформами с песком. На полном ходу, раненый (поезд к этому времени платформы нагнали и вытолкнули на боковую ветку, ведущую к недостроенному мосту), он свисает с подножки, рискуя попасть под колеса, и подкладывает под колесо вагона тормозной «башмак».

Поступок этот был совершен вовсе не в расчете на будущую славу (о нем как раз никто и не узнал). Он был совершен Гилевым, так сказать, в рабочем порядке, продиктованный необходимостью момента. И, хотя о Сергее автор рассказывает значительно меньше, чем о том же Рябцеве, нам ясно даже по этой будничности подвига, что перед нами человек незаурядного мужества и большой нравственной силы. Ведь Гилев не только спасал жизни тех, кто находился в поезде, но и, что не менее важно, спасал он и труд тысяч людей, построивших дорогу и мост, спасал и детище своего собственного труда.

Нравственное наполнение поступков современного молодого человека, оказавшегося перед необходимостью взять на себя бремя ответственности, волнует и автора повести «Последние каникулы» Льва Хахалина. И здесь тоже остро встают проблемы деловой чести и нравственности.

Приехав в колхоз, бойцы студенческого отряда с энтузиазмом берутся за дело. Но оно у них не заладилось, хотя они и стараются вроде бы изо всех сил. Почему?

У директора совхоза на сей счет твердое мнение: «Честно работать — мало. Какая польза от честного дурака? Надо уметь работать».

Слова эти, наверное, как никогда, современны, ибо нынче честность, самоотверженность, самоотдача без высокого профессионального мастерства значат немного. Не случайно неумение толково трудиться директор отождествляет с бесхозяйственностью.

Впрочем, такое обобщение может показаться и несправедливым. Но прислушаемся к директору совхоза повнимательнее.