Собеседники на пиру. Литературоведческие работы

«В стихотворение, точно через окно в комнату, врывались с улицы свет и воздух, шум жизни, вещи, сущности. Предметы внешнего мира, предметы обихода, имена существительные, теснясь и наседая, завладевали строчками, вытесняя вон менее определенные части речи».

(Пастернак, 1958, с. 293)

Нетрудно заметить, что это в огромной мере автоописание Пастернака (в частности, и нашего текста с его обилием существительных). Пастернак во многом отождествляет себя с Пушкиным, осознает себя его двойником. Используя романтический образ «Пушкина у моря», превратившийся в расхожее клише, он показывает Пушкина в своем цикле крайне остраненно, развертывая широкую гамму импрессионистических и футуристических приемов. При этом Пушкин у него и сам зрит мир остраненно, преодолевая поэтические штампы, прорываясь сквозь застывшие знаковые системы культуры к жизненной истине: «…видит в сфинксе / Не нашу дичь: не домыслы в тупик / Поставленного грека, не загадку, / Но предка: плоскогубого хамита, / Как оспу, перенесшего пески…» (опять характерное сближение жизни природы и жизни тела). Так же, как Пушкин видит предка и самого себя в сфинксе — Пастернак видит предка и самого себя в Пушкине.

Стихотворение «Мчались звезды…» оказывается двойственным по своему глубинному смыслу (см. Эмпсон, 1930). Оно говорит о рождении «Пророка» — и одновременно о собственном рождении, о возникновении строгой и осмысленной знаковой структуры из ритмического гула, из звуковых масс, из первозданной «музыки бытия» («Это, во-первых, самое блуждание, самое рождение стиха среди вещей» — Тынянов, 1977б, с. 183). Как и «Пророк», «Мчались звезды…» описывает выход из мрака, постижение пустыни и моря, верхнего и нижнего миров, мира жизни и мира смерти. «Пророк» есть знак, метафора пастернаковского текста. Стихотворение, построенное на диалектике единичности и единства, здесь приобретает еще одно измерение: в нем идет речь о единственности, неповторимости поэта — и о единстве поэзии.

6. М. И. Цветаева. «Занавес»

И я говорю меньше, чем есть.

Цветаева — Пастернаку, 9 марта 1923 г.

                   М. И. Цветаева

                        «Занавес»

        Водопадами занавеса, как пеной —

        Хвоей — пламенем — прошуми.
        Нету тайны у занавеса от сцены.
4      (Сцена — ты, занавес — я.)

        Сновиденными зарослями (в высоком

        Зале — оторопь разлилась)
        Я скрываю героя в борьбе с Роком,
8      Место действия — и — час.

        Водопадными радугами, обвалом

        Лавра (вверился же! знал!)
        Я тебя загораживаю от зала.
12     (Завораживаю — зал!)

        Тайна занавеса! Сновиденным лесом

        Сонных снадобий, трав, зёрн…
        (За уже содрогающейся завесой
16     Ход трагедии — как — шторм!)

        Ложи, в слезы! В набат, ярус!

        Срок, исполнься! Герой, будь!
        Ходит занавес — как — парус,
20     Ходит занавес — как — грудь.

        Из последнего сердца тебя, о недра,

        Загораживаю. — Взрыв!
        Над уж'a-ленною — Федрой
24     Взвился занавес — как — гриф.

        Нате! Рвите! Глядите! Течет, не так ли?

        Загот'aвливайте — ч'aн!
        Я державную рану отдам до капли!
28     (Зритель бел, занавес рдян.)

        И тогда, сострадательным покрывалом

        Д'oлу, знаменем прошумя.
        Нету тайны у занавеса — от зала.
32    (Зала — жизнь, занавес — я.)

Стихотворение «Занавес» написано 23 июня 1923 года и впервые напечатано в «Русском современнике» (1924. Кн. 3, с. 43). Оно вошло в заключительный прижизненный сборник Цветаевой «После России» (Париж, 1928), который справедливо считается вершиной ее лирики. В сборнике это седьмой текст «Тетради второй». Шестая строфа (21–24) в автографе имеет три дополнительных варианта (Цветаева, 1965, с. 709).