Собирается буря

В конце ряда казненных купцов забрезжил неясный свет сквозь нефтяную копоть. Лошади тихо заржали от страха, легкие свело от сильной боли. Временами гунны думали, что видят темные тени, движущиеся в тумане вокруг и позади, но не говорили ничего, не желая нагнетать обстановку. Они убили еще нескольких, висевших в дымке и медленно и мучительно умиравших. Кутригуры насадили несчастных на кол с невероятной ловкостью, тщательно заострив вершину столба и намазав животным жиром. Затем, в определенное время, палачи осторожно вводили кол в каждого обнаженного пленника, сжавшегося на земле, но не убивали его. Постепенно кол медленно втыкался, все больше раздвигая внутренние органы, в печень и селезенку, кишки, желудок и легкие по мере своего продвижения. Потом мучители отрезали большой кусок от плеча, чтобы намазанное жиром острие могло выйти наружу, и привязывали ноги пленника к столбу, а руки стягивали сзади. Тогда жертва не соскальзывала бы вниз. Далее они устанавливали орудие казни вертикально к земле, и насаженный на кол несчастный висел там в течение двух или трех дней, моля о скорейшей смерти.

Пройдя немного дальше, гунны натолкнулись на более массивные столбы с отсеченными головами верблюдов, принадлежавших купцам. С их шей свисали красные лоскуты, откуда капала кровь. Кутригуры презирали этих животных. Лошадей же забрали, а заодно — и личные вещи.

Когда воины вышли из туманной сумрачной долины и поехали по лесистой местности, некоторые пустились вскачь на бешеной скорости, чтобы стряхнуть омерзение и отвращение. Затем резко остановились и посмотрели наверх.

На невысоком горном хребте к северо-востоку на полудиких лошадях сидели два сородича-кутригура, подняв копья над головой, словно бросая вызов. Затем они развернули коней и исчезли на дальней стороне гребня.

Аттила, очевидно, полный презрения к смерти, тут же пришпорил свою лошадь и понесся стремительным галопом за незнакомцами, но животное взвилось на дыбы и остановилось на вершине горы. Каган гуннов взглянул вниз. Его отряд встал позади и стал осматривать неглубокую долину, которая раскинулась перед глазами. Два всадника исчезли за дальним гребнем. Внизу огромный выстроенный по кругу лагерь был сожжен дотла, осталась лишь обгоревшая трава. Кутригурские гунны уже ушли.

Через несколько миль воины стали свидетелями очередных леденящих душу сцен. Низкорослая колючка в сухой канаве, пара последних высохших ягод, багрово-красные, словно кровь быка… Насаженные на длинные черные шипы человеческие руки, неровно отрезанные до запястья. Отряд остановился и не мог оторвать взгляда, уже почти не в состоянии понять это новое зверство. В конце концов, Аттила пришпорил коня и осмотрел руки. Мраморно-белые, кажущиеся ненастоящими, они были маленькими, вокруг каждого запястья висели рваные клочья кожи и капли крови. Рядом еще один кустарник оказался в серых и блестящих кольцах кишечника…

— Они боятся нас, — сказал Чанат, пытаясь разглядеть что-нибудь хорошее. — Они стараются запугать нас, словно не желают сражаться.

— Они не боятся нас, — ответил Аттила. — Они проверяют, испугаемся ли мы их.

Он дал сигнал, и воины отправились в путь. Сейчас большинство ехало с луками, зажав в кулаке несколько стрел. Во время охоты на сайгаков гуннов обуяла дикая радость, а затем наполнила гордость — им все-таки удается оставаться в живых в течение всего путешествия, даже в труднопроходимой местности. Но теперь всадники преследовали людей. А там, где люди — там свет добра и тень зла.

На сердце было печально и торжественно, и воины смиренно следовали призыву исполнить свой долг.

Глава 4 Деревня

Ночью в пустыне всегда холодно, а сейчас и днем похолодало. Еще одна луна вырастет и пойдет на убыль, и тогда дни будут самыми короткими, а ночи — длинными и довольно прохладными, любимыми лишь черными магами да сумеречными демонами.

Пустыня оказалась усыпана серым гравием, на берегах серо-голубого озера виднелось немного жухлой травы. Вероятно, в горах Тянь-Шань и на вершинах Таван-Богда, у Пяти Владык, шел снег. Но здесь после кратковременных осенних дождей и случайного града было сухо, одиноко и холодно.

Кутригуры оставили для воинов Аттилы и другие знаки: упавшие перья, пучки конских волос, зацепившиеся за шипы, следы крови на бледно-серых скалах, похожие на неестественный ржаво-красный лишай, неисчезающий и необъяснимый. Недавно зарезанный олень лежал на тропинке, частично освежеванный, но на лопатках мясо не успело испортиться, хотя и было немного испорчено клювами птиц, но в целом оставалось нетронутым.

— Мне это нравится, — сказал юный Есукай.

Аттила покачал головой:

— Наши родичи в черных одеждах не делают подарков врагам. Съешь это — и будешь вскоре мертв, как олень.

— А, — Есукай кивнул, и воины продолжили путь.