Она вложила ему в руку кисть.
— Она принадлежало моей матери.
Нисима остановила, когда он попытался вернуть ей кисть.
— Это не просьба.
— Но это сокровище.
— Нет, — слабо улыбнулась девушка. — Я дала Ходзё дворец, господину Батто — провинцию, без сомнения, вы можете принять потрепанную чернильницу.
Эти слова не вызвали у него улыбку, но что-то промелькнуло в его глазах, принеся облегчение.
Нисима вложила ему в руку подставку для кисти — лебедь, искусно высеченный из нефрита.
— Подарок моего приемного отца.
Бережно Комавара взял его, медленно поворачивая из стороны в сторону.
— И кисть, — сказала Нисима, толкая ее ему в руки, — подарок от женщины, которая могла быть поэтом, в чьи обязанности не входило заниматься другими делами. Если вы напишете мне поэмы, я отвечу на них.
— Императрица, у вас есть более важные дела, чем читать вирши поэта невеликого таланта.
— Я помню ваши стихи в саду моего отца, Самуяму-сум. Не говорите мне об отсутствии мастерства. Разве вы не поможете мне сохранить крошечную часть моей прежней жизни?
Глядя на письменные принадлежности, он кивнул:
— Благодарю вас, Императрица.
Комавара выглядел теперь менее безумным, Нисима подумала, что горечь уступила место ярости.
«Печаль не так разрушительна для души, — говорила себе Нисима, — у всех нас есть причины для грусти».
— Все, что может возродить вас, Самуяму-сум, я умножу в десятки раз.
Он кивнул:
— Благодарю, Императрица.
Комавара чувствовал себя неловко. Нисима видела это, но теперь была уверена, что он отвечает на ее слова.
«Он беспокоится обо мне, этот юноша», — поняла она.
— У вас есть обязанности, — тихо сказал Комавара, низко поклонившись.
Нисима решила не возражать и позволить ему уйти, унося чернильницу матери. Когда двери закрылись, она поднялась и подошла к окну. Нисима ждала, что войдет Каму, но этого не произошло, и она вспомнила, что это на сегодня была последняя встреча.
Все оказалось не так, как Нисима ожидала. Она была так молода во времена прошлой войны, что не помнила ее, не видела потерь. «Я думала — раздам благодарности и награды. — Лица Тадамото и Комавары стояли перед глазами. — Они слишком молоды. Не такие закаленные ветераны, как Ходзё».
Нисима хотела, чтобы вернулся Каму. Его советы мудры. Его нужно тоже поблагодарить за роль в этой безумной войне, подумала она. Нисима вспомнила о письме госпожа Окары и достала его из рукава. Вернувшись на подушки, разорвала печать и развернула бумагу.
За туманами серой зимы,
Империя в цветах,
Что весна
Разбросала в память о душе.
Пусть Ботахара сопутствует вам.
Нисима тщательно свернула письмо, потом помолилась, чтобы Ботахара защитил всех, кого она любит.
64
Брат Сотура медленно двигался по лагерю варваров, опытным взглядом окидывал окрестности и не видел никаких признаков, что Суйюн допустил хотя бы малейшую ошибку.
«Он — чудо, — думал Сотура. — Его никогда не учили справляться с такой вспышкой чумы, как эта, и тем не менее…»
Кочевники, которых видел монах, выглядели хорошо.
В палатках на западе разместили больных. Сотура направился туда, всю дорогу ему кланялись варвары-воины, гревшиеся под теплым солнцем. Среди нескольких недостроенных жилищ он нашел ботаистскую сестру, молящуюся с тремя кочевниками.