Собирание игры. Книга вторая. Жизнь на предъявителя

Вчера, когда он возвращался в свой пансион, уже в районе десяти вечера, и проходил мимо Башни Цитглоггетурм в Старом городе, ему почудилось, что дрожат стрелки астрономических часов на этой Колокольне. Он подумал тогда: «Эта Колокольня переводится как «Колокол Времени»… А может дрожь колокола охватила всю башню? И этот тремор подчинил себе и стрелки, и планеты, и ангелов и мифических персонажей на старинных часах… Они, часы, чувствуют дрожь, гул веков. «Поступь гулких столетий». Башня была за восемь веков существования и вышкой, и тюрьмой… Поступь немилости к людским судьбам, горечь страждущих, дрожь «жизни на волоске». Стоны тяжёлого времени средних веков… Да любых… И здесь, в этой тихой, умеренной Швейцарии тоже… Хм, там, где всё «умеренно»: и климат, и политика и менталитет обывателей…»

Савва Арсеньевич вспомнил Прагу, вспомнил пражские куранты Орлой… Похожие астрономические часы… Мистический дух Праги. Алхимики всюду… И эти маленькие люди, эти обыватели, крадучись идущие по узким, грязным улочкам города-замка Кафки: у них большие настороженные уши, у них большие, горящие тревогой чёрные глаза. Их губы плотно сжаты. Они хотят кричать, но рот на замке. И дрожь в горле ртутными алхимическими шариками отравляет всё. И внутри, и снаружи. «Иной в Праге обыватель… Но самый крепкий – наш, российский! Ему хоть марксизм, хоть сталинизм. Весь «алхимизм» победит «иванизм»! Хм… А почему прадед рванул именно в Берн? И почему сейчас подрагивают колонны галерей-аркад? Хм,… клавиши рояля… Что за чертовщина со мной сегодня? Ещё и не поздно, и не устал вроде бы…».

Его не покидало (вот уже пятый день) ощущение чего-то навязчивого, присутствие внутри него самого чего-то… Какого-то неприятного колокола… Этот колокол, однако, сейчас не звучал тревожным боем. Наоборот, было ощущение, что что-то позитивное, важное и даже перспективное должно вот-вот проявиться. То, что даст надежду!

«А… Вот опять тот высокий, сутулый старик заходит в эту уютную кафешку… И я облюбовал… Как он пунктуален! Пятый вечер ровно в девятнадцать часов он открывает двери кафе. И выйдет оттуда ровно в двадцать один тридцать. И побредёт, ещё более странно наклонив корпус вперёд, склонив седую, коротко и небрежно остриженную голову как-то набок, принюхиваясь своим острым гоголевским носом к сумраку приближающейся ночи. Ещё одной ночи… Может быть эта ночь сулит ему отдых и покой, а может неожиданно прекрасную строчку, мотив или проблеск хорошей мысли, а может гудение и даже набат плохих предчувствий и горечь от ненайденных ответов. Юдоль человеческой земной подёнщины умиротворит ли эта ночь?

Ну ладно он… А я-то почему так точен… Я-то почему в это же время оказываюсь здесь?… И сижу до его ухода… И провожаю его взглядом… Ну чудак он и чудак. И что? Да… Чудак-то он с магнитом неким, с магнетизмом… А ещё он заставляет меня постоянно украдкой наблюдать за ним весь вечер… Меня он не замечает… Он всегда сосредоточен и смотрит внимательно либо в какие-то бумаги, либо на экран ноутбука, либо прямо перед собой… И есть какая-то общая заострённость и его носа, и его взгляда, и его щетинистого седого подбородка и такого же кадыка. Хм, он пунктуален, но… методически неспешен… Он размеренно, в определённом ритме (как по нотам!) ужинает и выпивает. Кушает плотно и выпивает грамотно: накачивает себя русской доброй водочкой… Тонкие, длинные, чуть дрожащие пальцы в графике до минуты тянутся к гранёному графинчику, затем к гранёной рюмочке… И вот кадык своим движением отмерил порции алкоголя и закуски… Официанты расположены к этому постоянному гостю. В точности знают и его вкусы и всю партитуру его застолья…

Да нет… он не старик вовсе… Он – состарившийся Кащей! Крепкий ещё… Хм, а ведь и правда похож! Только не злой Кащей какой-то – задумчивый… И скорее всего одинокий, без бабы Яги… Вместо бабы у него… мысли… Да, так бывает… Человек ищет ответы… «Шерше ля…» Ля-ля… Бла-бла… Вот первый графинчик в стопятьдесят граммов. Выпивает «Кащей» его в три приёма по пятьдесят… Нарезанный солёный огурчик, квашенная капустка, маринованные грибочки… Проходит час… Появляется второй графинчик. Такой же. Закусочка теперь: картошечка с селёдочкой и лучком. Плюс винегретик и томатный сок. И ещё час благодатного времени употреблён «с пользой для»… Сигарета… Другая… пауза… И, наконец, в эндшпиле появляется третий графинчик. Теперь двести! Но в четыре приёма и на полтора часа! И «без дураков»! И с горячими наваристыми щами (или иным супчиком) и с пельмешками (или иным вторым блюдом). И чайничек чаю… Да… Хорошо «выкушивает» господин… Правильно, солидно… И откушивает! Да и ведь по-русски как-то, однако?! Точно русский!? Да… Симфония! Поэма! А сегодня ещё одна странность: на экране ноутбука – нотные листы, причём нотный редактор расположил их так, чтобы между строчками нот располагались строчки чисел, каких-то символов и знаков…»