Собиратель

Николай Васильевич и Захар Хонгорович не принимали участия в женских обсуждениях, придумать тему чисто мужского разговора у Колыванова не получалось, потому что кроме работы у них с Санджиевым осталась только одна общая тема, но не говорить же об этом сейчас – весь праздник испортишь. Вот и женщины говорят о чём угодно другом, хотя тема эта близка им всем. Потом, может быть, один на один сядут они вдвоём и по-мужски поговорят начистоту. Но не сейчас. А больше им с Захаром, оказывается, и говорить не о чем. Вот и сидят два сыча. Он молчит, Санджиев молчит, сидит истуканом, ест мясо, пьёт воду, трезвенник, едрит его налево. Выпил бы винца, а лучше водочки, глядишь, беседа бы и завязалась. А так… вроде и хорошо сидят, душевно, а все ж стоит между ним и Захаром стена, и слон проклятый по-хозяйски по Колывановской душе топчется, примеривается, как половчей на обжитом месте устроиться.

Так продолжалось, пока женщины не переключились на обсуждение внешности американских артистов. Лиля сказала вдруг, что Ричард Гир, по её мнению, образец мужской красоты, а Татьяна ей в ответ, что, дескать, ничего удивительного, ведь «нашего дорогого Захара», как и Гира, можно описать двумя фразами: «много-много щёк, мало-мало глаз». Лиля замерла и вытаращила глаза, соображая, обижаться или нет, а Захар рассмеялся, да так заливисто! Глядя, как он откинулся на спинку стула, как хлопает себя по ляжкам, а его узкие калмыцкие глаза совсем утонули в щеках, удержаться от смеха было невозможно. Общий дружный хохот тараном врезался в стену отчуждения. Слоновья туша испуганно отдёрнула ногу. Обстановка разрядилась.

Вот и до чая с пирогом дело дошло. Захар больше не походил на отрешённого Будду, случайно попавшего на чужой праздник. Он принёс и начал нарезать арбуз. Тонкая полосатая кожа от лёгкого прикосновения ножа с хрустом лопнула. Арбуз плюнул в окружающих сочной, свежей, охлаждённой в колодезной воде мякотью и развалился на несколько больших кусков. Несколько красных ошмётков смачно ляпнулись на Захаровы джинсы. И это вызвало новый взрыв хохота. Хозяин испачканных штанов смеялся громче всех и анекдот рассказал про арбузы, и все развеселились вдвойне, потому что к месту. Николай Васильевич занялся самоваром и совсем расслабился.

Но тут Лиля радостно сообщила, что арбуз им привёз из Астраханской командировки Тим. Смех замер. Санджиев, снова невозмутимый, как тибетский монах, сосредоточенно кромсал арбуз на дольки и методично срезал кожуру. В итоге оказался весь перепачкан арбузным соком. Но «будды» не обращают внимания на такие мелочи. Татьяна бросилась готовить стол к чаю. Лиля схватилась за полотенце и стала совать его мужу. Она огорчённо и виновато оглядывалась, не зная, как исправить положение. Колыванов закурил.

Когда-то, так давно, что кажется в другой жизни, их было трое. Три друга не разлей вода: Коля Колыванов, Захар Санджиев и Саша Беркут. Они познакомились и сдружились ещё в армии. Особенно близко сошлись Санджиев и Беркут. Сашка шутил, что их с Захаром, наверное, степь роднит как братьев: один в калмыцком улусе верблюдов пас, другой – в Ставропольском селении лошадей, поэтому Колыванову – сыну асфальта и кирпичных домов их вольную степную душу не понять. Немного задевало Николая, когда слышал такое, но он не обижался, потому что и в самом деле ничего, кроме родного города, не видел, если только в кино. Дружба за два года армии окрепла, и признали «степняки» Николая частью братства.

После армии все вместе поехали в родной город Колыванова и поступили в школу милиции. Каждый любовь в этом городе нашёл. Через два года в один день три свадьбы сыграли. Дальше служба развела-разделила. Санджиев стал следователем прокуратуры, оперативники Беркут и Колыванов уехали по назначению в Сибирь, специально вдвоём попросились, чтоб работать вместе. Поначалу связи с Санджиевым не теряли, перезванивались, ездили в гости друг к другу. Но случилась операция по уничтожению Шамана. И вышел на банду именно Беркут.

Сашка обладал удивительным чутьём: любую, поставленную перед ним задачу, будто сверху видел, все ходы мгновенно рассчитывал. Захар говорил: «Не просто так твоему роду предки имя дали – Беркут. Ты, Саша, на мир по-орлиному смотришь». И, правда, пока другие головы ломали, размышляли, как поступить, Сашка уже результат выдавал. Скорый был на решения, быстрый на дела, и смелый до безрассудства.

Чтобы себя обезопасить, бандиты выкрали пятилетнего сына Беркута Тимофея. И Сашка, нарушив все запреты, пренебрегая приказами, ушёл к бандитам. Когда банду ликвидировали, уцелевшие преступники утверждали, что Беркут у них был, говорил с Шаманом один на один. О чём договорились – неизвестно, только после разговора оба в тайгу ушли. Ни Беркута, ни Шамана больше никто не видел. Мальчика вряд ли нашли бы, невозможно такой огромный лесной массив прочесать. Но спустя несколько дней в палатку поисковиков подбросили написанную Сашиным почерком записку с указанием места, где держали Тима.