Собиратель автографов

Они остановились на перекрестке. Алексу всегда нравилось считать себя жертвой. Любой другой роли он внутренне сопротивлялся. Но сейчас валуны, закрывавшие вход в пещеру, откатились в сторону, и перед ним разверзлась бездна. Моментальными снимками вспыхнули и пронеслись перед глазами, вместе с потоком машин на перекрестке, воспоминания… Из памяти выветрилось все, кроме жестов и мимики. Всего несколько лет назад они с Джозефом были не разлей вода. Вот двое мальчишек сидят в освещенной красным фонарем ванной и смотрят, как проявляются фотографии… А вот их, тинейджеров, возле кинотеатра толпа прижала к малиновому бархатному канату, ограждающему проход, и, вцепившись в медные стойки, они ждут выхода кинозвезд… Уже повзрослев, одновременно перелистывают альбомы в зеленых кожаных переплетах, обмениваясь реликвиями. В каждом воспоминании Джозеф оказывался где-то на краю кадра и протягивал руки, чего-то ждал. А в последние годы они все больше отдалялись друг от друга, встречались реже и реже, едва ли не по обязанности — и эта отчужденность видна на лицах, выплывающих из глубин памяти.

— Это была самая суматошная неделя в моей жизни, — признался Алекс, кивая.

Джозеф рассмеялся — уныло, безрадостно, как умел только он:

— Такая фантастика — и такая мелодрама. Только не впустую ли потрачено время? Или ты к тому и готовился? «Мистер Де Милле, я уже готова для крупного плана…» [95]

Алекса охватила грусть:

— Ну не мазохизм ли это, Клейн? Выбрать меня.Из всех людей.

— Что-что, а это тебе не свойственно. — Джозеф, невесело улыбнувшись, нажал на педаль газа. — Сколько тебя знаю, что бы ты ни творил, всегда искал удовольствий, но не боли.

— Опять ты за старое! Мне это начинает надоедать — что я не страдаю, а значит, я гой и мне лишь бы дурака повалять…

— Нет! — оборвал его Джозеф. — Никогда ничего подобного я не говорил и не чувствовал. Жизнь вообще отрицание, фикция. Бесполезно и напрасно отрицать отрицание. А я весь напрасный.Адам всегда говорил…

— Адам знает?

— Адам догадывается. Он все видит. Он знал, когда мы еще были мальчишками. И сказал, что мне надо найти другой объект для любви, вот и все. Ничего не случилось, просто я так решил, сказал он. Напрасное решение страдать.

Машина перед ними замедлила ход и почти остановилась. Джозеф снова повернулся к Алексу, который невольно отвел глаза. Оба они почему-то уперлись взглядом в Люсию.

— А как насчет Эндельмана? Нуждается в чем-то? В любви?

Алекс в душе молил всех богов, которых только знал, чтобы Джозеф умолк. Он взял Люсию на руки, и она начала примериваться к кожаному набалдашнику на рычаге коробки передач — нельзя ли им закусить.

— Я бы сказал, ему и так слишком многое дозволяется.

— Прискорбно. — Джозеф провел рукой по волосам, словно что-то стряхивая. — О’ке-е-е-е-ей, — вздохнул он. — Лады, лады, лады… Думаю, на сегодня хватит. Надо сконцентрироваться. Смотри на знаки. Нам нужен указатель «В Ист-Энд».

2

— Это? — спросил Джозеф, пробираясь на свое место. — Это Эндельман. Он евнух.

— А познакомиться с Грейс он не желает? — осведомился Адам, выталкивая из-под стола кошачью переноску. — Или занять ее место?

Рубинфайн приподнялся, давая Алексу сесть слева от себя. На нем были тесные до невозможности джинсы и джемпер с рекламой Маунтджойского конкурса еврейского танца, на котором он в 1989 году встретился с Ребеккой и занял третье место.

Рубинфайн обратился к собравшимся:

— То ли я простофиля, обыватель безо всякого понятия о культуре, то ли это правда сырое яйцо в супе плавает?

— Алекс! — воскликнул Адам, и они обменялись рукопожатиями.

— Адамчик. Как поживаешь!

— Хорошо. И ты неплохо выглядишь. Тебе в этом ресторане понравится. Официанты — настоящие русские. Подозреваю, что негры в это заведение прежде не захаживали. Я заказал первое, так один из них чуть не уронил свой борщ, когда меня услышал. Э-э, мы здесь, сюда, о’кей, о’кей, пиво, да? Будешь пиво, Джозеф? Izvinite… da, о’кей, dva butillky peevo, pojalsta… spasibo, spasibo, da. Итак, — он повернулся назад к столу, — у нас все готово ко вторнику?

— Эта машина, Адамчик… — начал Алекс, но не смог сдержать улыбки и замолчал.

Адам пожал плечами:

— Машина и есть машина. Важнее то, что мы собираемся сделать во вторник, и все неплохо складывается, правда, просто классно — все уже организовано, дело только за тобой. Но не будем здесь об этом, просто посидим и выпьем водки. О’кей? Круто?

Алекс подцепил вилкой кусок хлеба в фарфоровой чашке с ободком в виде золотых листиков — такие стояли на всех столах. Откусил немного, а потом поинтересовался, как он называется по-русски.

Адам издал невразумительный горловой звук.

— Зачем ты учишь этот язык? — неприязненно спросил Рубинфайн. — Такой вялый. — Он протянул официанту свою тарелку с супом, из которой не съел ни ложки.

В приливе благодарности Алекс похлопал его по спине:

— Рубинфайн, долгих тебе лет жизни. Вроде я твой должник. Спасибо за организацию… ну, Грин и Дарвик рассказали мне, что, по сути, именно ты все устроил. Рабби Барстон там будет, да?