— Я только… все это яйца выеденного не стоит. Адамчик, он умер
Адам покачал головой и потянулся за пультом управления. Едва ли не минуту оба раздраженно наблюдали, как желтый мяч на экране телевизора медленно катится по полю к угловому флажку.
Наконец Адам встрепенулся:
— Послушай, ты же его сын и живешь на белом свете только благодаря ему. Неужели непонятно?
— То ты, — твердо возразил Алекс и открыл коробочку с травкой, — а не
Адам прибегнул к международному языку жестов — пожал плечами, на еврейский манер. Алекс ответил ему тем же.
Аггада [47]
Когда Алекс с Адамом курили, сколько времени они развлекались, скручивая косяки?
В книге записано: приблизительно семьдесят восемь процентов.
Это целое искусство. Всегда сперва отделяется завиток бумаги с цветастой коробочки «Ризлы». И «Ризла» постепенно терпит архитектурную катастрофу: сначала теряет стены, потом заднюю часть, потом крышу, и от коробочки вообще ничего не остается. Потом тщательно сворачивается косячок. О, семьдесят восемь процентов удовольствия заключается в этой подготовке, в этом сворачивании.
— Забил косяк, Адамчик?
— Нет еще. Погоди малехо…
— Что ты там возишься?
— Не той стороной бумаги завернул, сейчас переменю…
— Ну, приходнуло тебя?
— Не, только прикуриваю.
Алексу осталось только сесть и наблюдать за происходящим. Одна попытка прикурить, вторая, самая удачная — пятая. («Адам, ты
— Темнокожий иудей, точно.
— Марвин?
— Да… нет… не тот, которого мы знаем. Тот вроде принадлежал к христианскому культу с еврейскими фетишами. Или наоборот. Не могу точно вспомнить. Где-то читал. Вроде на конверте его пластинки.
Адам приблизил лицо к свече, и толстый конец его косяка вспыхнул, как маленький костерок.
— Хотя голосок еще тот, — сказал он и сделал сильный выдох. Дым вышел из его ноздрей, подобно вдруг выросшим гигантским усам. — Словно Господь взял сладость Стива и разлил ее по песку.
Для Адама вся жизнь состояла в музыке. Поговаривали, что фильмы его не трогают. Продает видеокассеты, как бармен-трезвенник выпивку, — из интереса к антропологии. Видеокассета была для него лишь раскрашенной поделкой — прямоугольным футлярчиком с мало что значащими международными жестами внутри. А именно за это любил кино Алекс. За то, что с кассетами хорошо и просто иметь дело. А для музыки нужны всякие антенны, контакты, еще не поймешь что. По сравнению с ней кино явно выигрывает. В последний раз они вместе наслаждались одним и тем же зрелищем пятнадцать лет назад — это был борцовский поединок.
— Слишком быстро поет, — обронил Алекс и потянулся, раньше времени, за Адамовым косяком.
Адам сел. Потом положил ноги на стол и задумчиво промолвил:
— Достал бы мне Сэмми Дэвиса. Он был темнокожим иудеем. Открыл Вегас для темнокожих. Настоящий первопроходец.
— Хм-м. — Алексу было не до первопроходцев, он думал о травке.
— Ой. А где моя кассета? «Девушка из Пекина». Где она? Ты уже десять сроков ее держишь. Купил бы ее у меня? Дешевле выйдет.
Алекс подумал над соблазнительным предложением и рассудительно заметил:
— Будь она у меня в собственности, я бы буквально ничего не делал, а только ее смотрел.
— Одни полные идиоты используют слово «буквально» в разговорах, — слегка поддел его Адам. — Ну да ладно, только верни ее. И так задерживаешь. Уже пять фунтов мне за нее задолжал.
— Дай еще подержу. Привык смотреть ее по вечерам.
Адам покачал головой и потер рукой висок, как бы для лучшей работы мозга.
— Расскажи-ка мне, что там у тебя с ней на самом деле? Не именно с ней. Со всеми ними. Это ведь для тебя не только работа, да? Или для Джозефа? То есть в чем суть дела?
Алекс слегка махнул рукой в сторону коллекции пластинок в ящиках из-под винных бутылок, занимавшей чуть не полкомнаты:
— Не велика важность. А что для тебя эта куча?
— В вопросе содержится ответ.
Алекс схватил косяк и затянулся на всю глубину легких. Повторил затяжку три раза и закрыл глаза.