Собиратель автографов

— Нет, послушай, подожди, не так быстро. — Джозеф примял ладонями сверху воздух, что на международном языке жестов означало «тише, спокойнее». — Я всегда считал ее только доброй знакомой, и Эстер тоже, и просто подумал, что она вправе знать, вот и все. На самом деле, очень сожалею… я только… она меня постоянно спрашивала, что-то подозревала. Пожалуйста, давай все это забудем. Прости меня. Я сделал ошибку, согласен.

Алекс смачно выругался, а Джозеф затрясся и схватился рукой за буфет.

— В действительности ты думаешь совсем другое… — начал Джозеф, и Алекс расхохотался — угрожающе, как злодей в кинофильме.

— Джозеф, не верю ни одному твоему слову. Ты всегда мне палки в колеса ставил. Ну, что уставился? Сейчас, подожди-ка… — Алекс опустил Грейс на пол. — Господи, какой я идиот! Это ты предупредил Коттрелла, что я притащу ему Александер, верно? Давай колись! Ты рассказал ему, что я бегаю по всему городу с подделкой. Ты ублюдок. Ладно, к твоему сведению, я продавал одну для Брайана Дучампа. Потому что ему позарез нужны деньги. И в конце концов ему помог. Какая муха тебя укусила, Джозеф? На каждом шагу стараешься испортить мне кровь…

Джозеф попытался рассмеяться, но выдавил из себя лишь хрипловатое «хи-хи».

— Давай не сейчас. У меня в голове все это не укладывается — во всяком случае, в данный момент.

Алекс ударил кулаком по буфету:

— Это ты рассказал все Эстер! А я сегодня наехал на Адама, из-за тебя. Ты на меня накапал.

Джозеф, со слезами на глазах, прикусил губу.

— Я рассказал ей, — заныл он, — то, что она вправе была услышать и все равно рано или поздно бы узнала. Это все знали. Было бы неуважением по отношению к ней… словно ее не существует…

— Слушай, приятель, в чем я не нуждаюсь, так это в твоих советах по поводу моей личной жизни. Если ты действительно решишь завести себе подружку, можешь обратиться ко мне за консультацией.

— Неуважением, точно, — продолжал бормотать Джозеф, потихоньку пятясь, — и, черт возьми, тебе прекрасно известно… что касается Бут, как ты мне кстати напомнил, я одинок. А ты — нет. Слушай, я даже… Не думаю, что она меня серьезно интересует, в любом случае, и… Алекс, не в том дело. Это нецивилизованно. Мы пришли к тебе сегодня вечером, Рубинфайн и я, как твои друзья, чтобы попытаться…

Алекс достал из буфета большую бутылку польской водки, взял ее за горлышко и наставил на Джозефа Клейна. В бутылке плавали, медленно опускаясь, желтые стебельки зубровки.

— Видишь? Ставка — десять баллов. Что это?

— Польская водка. А в чем дело? Что я должен был сказать? Что это — выпивка? Да?

— Да, но не только. Конечно, выпивка. Но подумай еще. Давай вспомним нашего Людвига Витгенштейна. Расскажи мне о природе суждений[67].

— Алекс… возьми себя в руки… успокойся… О’кей, о’кей, значение суждения состоит в его использовании.

— Ну и?..

— Ну, оно может быть и оружием.

— Десять баллов! Мы будем пить эту водку, пока не потеряем цивилизованный облик. А когда станем дикарями, я вышибу из тебя дух. Этой бутылкой. Мой друг. Мой дорогой друг детства. Понимаешь? Мы достигли взаимопонимания? У нас будет маленький борцовский поединок. Заруби себе на носу. Тебе не отвертеться.

— Алекс… Ты не понимаешь. Все совсем не так.

— Но сначала мы выпьем. Хорошенечко примем на грудь. Как в кино. Выпьем за Эстер — у нее в воскресенье операция, ты знаешь? Должен бы знать. А сейчас возьмем это… и это… и еще… Открой буфет. Возьми закусь. В холодильнике есть разные салаты. Подержи-ка. И это. Нет, эту тарелку дай мне. Возьми поднос…

— О-ла-ла! — воскликнула через несколько минут Бут, теперь восседавшая на подлокотнике кресла Рубинфайна. — Вы только посмотрите на них! Это все ради меня?

— У нас, так сказать, дружеская вечеринка, — процедил сквозь зубы Алекс Ли.

— Забавно, — сказала Бут через полчаса, и громче, чем ей самой казалось. — Раньше я хотела стать актрисой. Но на всех желающих ролей не хватит. То есть далеко не каждая способна стать актрисой. Это словно сорвать банк, повезло так повезло. Нет, прошу прощения… что я имела в виду? Да вы и сами понимаете — все равно что в лотерею выиграть.

Она прислонилась к поддельному камину, поблескивающему пластиковыми угольками, держа в обеих руках бокал с красным вином (его наполняли уже трижды). Рубинфайн не перестал кивать, даже когда она замолчала, и продолжал рассматривать поздравительные открытки, которые брал одну за другой с каминной полки.

— А вы мечтали кем-нибудь стать, ребе? — спросила Бут. — То есть, само собой, кроме как раввином?

Рубинфайн в пятый раз поднял за пенис маленького мексиканского идола и крутанул его в руках.

— Интересное дело, — отчетливо проговорил он, вскинув голову. — Недавно зашел в школу, поговорить с учениками о значении Пурима[68]. Да так получилось, что и часа не понадобилось, хотя там то свет гас, то еще какие-то проблемы возникали. Но не в том суть. Короче, чтобы как-то заполнить отведенное мне время, я спросил их, кто кем хочет стать, когда вырастет, и…