Собиратель миров

Он видит человека с украшением на голове, он единственный сидит на табурете, вокруг него мужчины и женщины на песке, наверняка пхази, с расслабленным выражением на лице он вещает о чем-то непонятном, и ничего не скрывает, его яички величиной со зрелую папайю, левое бедро висит, как переполненное вымя, правая голень вся в нарывах, словно это черви извиваются под кожей; нога заканчивается косолапой стопой, без пальцев, без пятки. Все понятно, думает Бёртон, я понял руководящий принцип этой деревни, здесь вожаком становится тот, у кого самая большая мошонка. Он с удовольствием остановился бы, чтобы поговорить с этими людьми, объяснить им: боги изволят шутить, они совершают ошибки, даже с собственными сыновьями, вы не знаете Ганешу, позвольте рассказать вам о нем, его состояние во многом схоже с вашим. Бёртона уносят дальше, его собственные шаги, невозмутимое движение каравана, словно бы остальные ничего не видели, не заметили, что даже тазовые части у лошаков в этой деревне утолщены и растянуты, как будто ослов скрестили со слонами, и его мучает вопрос, зудит, как песчинка под ступней, что-то смутило его при виде пхази. — Пенис, — приходит ему на ум, — где же был пенис, — он произносит это громко, — я не увидел пенис. И Спик, идущий рядом — как давно уже? — отвечает: нам про это знать не обязательно.

= = = = =

Сиди Мубарак Бомбей

Чувствуете ли вы тоже, друзья мои, как холодает? Время года, разумеется, но это больше, чем просто время года. Я чувствую, будто холод поднимается из камня и проникает в мое тело. Бывают вечера, когда мне не согреться, не важно, сколько покрывал кладет мне на плечи мать Хамида. Холод, он гнездится не в плоти, нет, он проникает в кости, никто не предупреждал меня, как холодны бывают кости, как холодны могут стать колени и череп, так холодны, что я чувствую себя парализованной рыбой, лежащей на дне моря, которая может лишь открывать рот, пока и язык не превратится в кость.

— Ну, ты преувеличиваешь, баба Сиди, твоему языку уж точно не грозит окаменение.

— Даже то, что представляется нам немыслимым, однажды произойдет.

— Подождем.

— А пока мы ждем, мы будем продолжать тебя слушать.