Собиратель миров

Бёртону послышалась за этой просьбой какая-то непонятная ему шутка. Но когда он — одетый по-туземному, едва наконец представился долгожданный повод — преступил порог квартиры, то увидел, что книги — это действительно последнее, что было нужно этому дому. Жена Упаничче, ростом еще меньше своего мужа, которую боги наградили лицом, где открыто выражались ее чувства, сердечно приветствовала гостя. Непонятно по какой причине, но она решила, что найдет в этом шишиа союзника в своей очевидно безнадежной борьбе против бесчисленных книг мужа, нестройными колоннами поднимавшихся рядом с подушками для сидения. Все эти запыленные книги, сказала она, поглядывая на гостя, почему бы тебе их не выбросить? Ты уже лет десять до них не дотрагивался. И что с того? — возразил гуруджи. До тебя я тоже уже лет десять не дотрагивался. Может, мне тебя тоже выбросить? Бёртон пришел в ужас, он не знал, куда спрятать глаза. Что здесь творится? Как вести себя в столь неловкой ситуации? Но тут он услышал смех, двойной безудержный смех стариков, и когда он поднял глаза, Упаничче подмигнул ему.

— Ты спишь со своими книгами.

— А ты ревнуешь?

— Вот и женился бы на книге, а не на мне.

— Но разве книга подарила бы мне сыновей?

— У тебя сердца нет.

— Да, знаю, вместо него у меня толстая черная книга.

— Твое сердце не умеет говорить, его нужно читать.

— И потому ты выучила грамоту, мать моих сыновей?

— Я давно бы затвердила все наизусть, но ты без устали дописываешь что-то новое. Я не поспеваю. Я сдалась. Лет десять тому назад!

Они вновь рассмеялись, и на этот раз Бёртон разделил их веселье. Он вдруг заметил, как уютно ему было с этими пожилыми людьми, чье уединение вдвоем поддерживали на плаву беспощадные шутки. Когда же ты предложишь нам что-нибудь съедобное? Ты не заметил, я разговариваю. Ты разговариваешь всегда, если было б по-твоему, наш гость умер бы с голода. Этим вечером Упаничче не хватало терпения быть серьезным. У одного из наших известнейших поэтов было много жен. Он для нас образец, многие стремятся подражать, и вот уже длительное время я отстаиваю перед моей женой мнение, что я не в состоянии стать великим поэтом, пока у меня лишь одна супруга. И знаете, что она мне отвечает? Вначале стань великим поэтом, а потом бери новых жен! Бёртон услышал, как ее смех расплескался на кухне. Упаничче с довольным видом откинулся назад, правая рука медленно скользила по белой бороде, и скоро тишину прогнала следующая шутка. Они рассмеялись в такт, они смеялись с такой силой, что Бёртону пришлось наклониться вперед, скрестив руки на животе, его глаза приблизились к глазам учителя, и те выпрыгнули и покатились по столу, размножаясь, пока узловатые пальцы Упаничче не собрали их словно четки. Что было в молоке? — спросил Бёртон с обессиленной ухмылкой. О, разумеется бханг, мой шишиа. Мы хотели, чтобы вам было у нас уютно. Вошла изящная жена Упаничче, фея с двумя подносами тхали. Она объяснила, что в каждой из пяти маленьких плошек. Он поочередно выуживал с помощью чапати стручки тушеной и мягко приправленной окры, а Упаничче тем временем крался в деревню девушки, с которой был помолвлен, чтобы хоть одним глазом увидеть ее, и этот мимолетный взгляд оказался единственным до самого дня свадьбы, когда они уселись напротив друг друга, окруженные со всех сторон священниками и родственниками, и взлетел платок, покрывавший ее голову и плечи. Ты ужаснулся? — спросила она. Должен признаться, издали ты покорила меня. Но вблизи — мое сердце затрепетало и уже не остановилось с той поры. В дверь постучали. Соседи пришли оказать почтение ученому человеку из Кашмира. Они нахваливали его гуджарати. Позднее Упаничче отвел ученика вниз, представил его брадобрею, попросив того принять ненадолго его гостя, поскольку ему самому следует написать важное письмо. Как видите, у меня немного места, извинился брадобрей. Бёртон долго сидел в самом дальнем темном углу узкой комнатушки. Он почти не мог общаться с брадобреем, потому что беспрерывно приходили клиенты. Бритье заканчивалось коротким массажем головы и мягкими оплеухами. Бёртон задремал, пока внушительный голос не пробудил его. Голос ругался. Брадобрей старался остановить град слов своего клиента или по крайней мере направить в иное русло. Напрасно.

— Раньше мы должны были кормить одного бездельника.

— Ха.

— А теперь появились фиренги.

— Ха.

— Ангреци еще большие бездельники.

— Ха.

— Мы не можем кормить сразу двух махараджей.

— Ха.

Из дальнего угла раздался голос Бёртона:

— Как же вы правы.

— Аре баапре, у тебя гость!

— Человек большого ума, из Кашмира. Гость гуруджи.

— Я согласен с вами. Эти ангреци нападают на нас, обкрадывают нас, сидят крепко, как паразиты, ожидая, что мы будем все время кормить их.

— Ты говоришь правду, путешественник. Вы, кашмирские люди, не привыкли к рабству, как мы. С любым паразитом одно и то же. Не важно, сколько мы работаем и сколько мы едим, но пока кто-то сидит на нашей шее, мы остаемся слабыми и беспомощными.

— Именно так и происходит. Но что нам делать?

— Надо защищаться.

— Как же?