На этих обедах ели слишком много баранины. Говядина была немыслима, по одной простой причине — это была бы высшая форма каннибализма. Свиное жаркое было невозможно, каждый из них видел свиней на базаре, и «валяться в грязи» — это еще слабо сказано, вдобавок все поварята были мусульманами. Иногда появлялась ветчина, всеми желанная, как прекрасная кузина, ступившая на кривую дорожку и потому рядящаяся в чрезмерно пристойные одежды, так что ее именовали
— Почему бы нам не использовать другие средства?
— Другие, помимо Евангелия, Амброз?
— Нет. Помимо проповеди и насилия. Мы могли бы увеличить число христиан, если бы раздавали бесплатную еду. Своей щедростью мы убили бы разом двух мух: кормили людей здоровой пищей и увеличили число христиан. Каков, по-вашему, успешный коэффициент между мешками с рисом и крещениями?
— Возможно, и сработает, но представь себе, какая сеть распространения понадобится, чтобы держать всех новообращенных на привязи. Нет! И зачем вы так жаждете превратить хороших язычников в плохих христиан? Неужели вы верите, что стоит лишь переодеть индусов в европейцев или в христиан да чуть потренировать их, и они станут мыслить и чувствовать как европейцы и христиане? Вздор. А как насчет сипаев? Им же чертовски неудобно в том толстом сукне, которое мы на них напяливаем?
— Едва мы отворачиваемся, эти ребята первым делом снимают форму и надевают легкие курты. Что мы о них знаем? Нечего будет изумляться, если они однажды обратят свое оружие против нас, нечего будет хлопать глазами, потому что мы вбили себе в голову, что якобы заслужили их верность своим хорошим обхождением с ними.
— А часто ли вы видите своих овец, ваше преподобие? Вы задавались вопросом, как проводят эти люди свой досуг? Как они общаются, что говорят о нас, что замышляют?
— Боюсь, я досыта наслушался этих пьяных речей. Я откланиваюсь.
— Послушайте, ваше преподобие. Наша власть держится лишь на том, что у туземцев высокое мнение о нас и низкое — о себе самих. Если они лучше узнают нас, а это случится, если они массово перейдут в нашу веру, то потеряют к нам всякое уважение. Они преодолеют свой комплекс неполноценности. Перестанут подчиняться. Поверят, что смогут победить, а не будут, как сейчас, полагать, будто повержены раз и навсегда. Через поколение мы можем оказаться перед лицом катастрофы. В одном-то мы по крайней мере сходимся: если жители Индии объединятся на один-единственный день и заговорят в один голос, то они выметут нас вон отсюда.
— То есть пока они боятся, повода для беспокойства нет?
— Страх рождает подозрительность, подозрительность — лживость. Слабак и трус прекрасно знают, почему они не доверяют соседу.
— Полнейшая чушь! Нет, честное слово, я крайне удивлен. Даже если допустить, будто вы правы с политической или военной точки зрения, все же мы не имеем права обрекать язычников на вечное проклятие. Неужели мы должны утаить от них блага нашей цивилизации, руководствуясь такими оппортунистскими взглядами? Нет — миссионерство будет двигаться вперед, вы еще увидите, и пусть потребуется еще сотня лет, но Британская Индия станет христианской, и тогда эта страна по-настоящему расцветет. А теперь извините меня, господа, я прощаюсь, вы навели меня на полезные мысли для моей воскресной проповеди.
— И он не знал, что она раньше была девадаси?
— Нет.
— Но, наверное, он что-то подозревал?
— Нет. Точно нет.
— Стало быть, ничто не омрачало его чувств?
— Я слишком поздно понял его чувства. Я недооценивал, как много она для него значила. Я осознал это лишь после ее смерти.
— Он горевал?