Собиратель ракушек

Изнасилование, убийство, брошенный о стену ребенок, мальчик с ниткой сушеных ушей на шее: в ночных кошмарах Джозеф прокручивает худшее, что люди совершают по отношению друг к другу. Весь в поту, он просыпается под одеялом, вцепившись в подушку. Мама, деньги, четкая, упорядоченная жизнь – все исчезло; не закончилось, а развалилось, будто какой-то сумасшедший украл все винтики его жизни и утащил их на дно темницы. Джозефу нестерпимо хочется изменить жизнь к лучшему, хочется сделать что-нибудь правильное.

В ноябре на пляж, что в полумиле от поместья, выбрасываются пять кашалотов. Самый крупный падает на песок в нескольких сотнях ярдов севернее других, в нем более пятидесяти футов в длину, это половина гаража, над которым живет Джозеф. Он обнаруживает их не первым: в дюнах уже припарковано с десяток джипов; люди бегают от одного животного к другому, тащат ведра с морской водой, размахивают шприцами.

Несколько женщин в светоотражающих неоновых анораках привязывают веревку к плавнику самого маленького кашалота и пытаются сдвинуть его с места при помощи моторной лодки. Лодка вспенивает воду и плывет сквозь прибой; веревка натягивается, соскальзывает и прорезает плавник; плоть расходится, показывается белое мясо. Проступает кровь. Кашалот не шевелится.

Джозеф подходит к зевакам, собравшимся в круг: мужчина с удочкой, три девушки с пластмассовой корзиной, наполовину заполненной мидиями. Женщина в окровавленном медицинском халате объясняет, что шансов на спасение этих кашалотов крайне мало: у них уже перегрев, кровотечение, размягчение органов, под тяжестью отказывают жизненно важные сосуды. Даже если вернуть животных в воду, они, по ее словам, скорее всего вернутся на берег. Она уже сталкивалась с такими случаями.

– Но, – добавляет она, – сейчас нам представилась возможность извлечь хороший урок. Отработать каждое действие.

У кашалотов на теле шрамы; их спины испещрены пустулами, кратерами и пластами морских уточек. Джозеф ладонью нажимает на шрам, и от его прикосновения китовая кожа вздрагивает. Другой кит шлепает плавниками по песку и издает щелчки – можно подумать, из самого чрева. Налитые кровью карие глаза вылезают из орбит.

У Джозефа появляется чувство, будто разверзлись двери его кошмаров и все жуткие сны, что толпились и дышали за порогом, ворвались в реальность. Пройдя полмили по пути в «Оушен Медоуз», он спотыкается и невольно падает на колени, его бьет дрожь, над головой проносятся рваные облака. Он не может сдержать слез. Бегство было бесполезным; никто не захоронен, все остались на поверхности – легкий ветерок воспоминаний. А почему? Спасайся, твердили ему соседи. Спасайся. Джозеф спрашивает себя: а если его не нужно было спасать, если спасти можно лишь того, кому спасение вовсе не требовалось?

До темноты он так и лежит на дорожке. Во лбу стучит боль. Он наблюдает за сиянием звезд в их тусклой бесконечности, за их витиеватостью и сплетениями, их беспрестанным сверканием и думает о словах той женщины: какой же урок он должен извлечь?

К утру четыре из пяти кашалотов погибают. Со стороны дюн они видятся флотилией черных подводных лодок, севших на мель. Кашалоты огорожены столбиками с желтой лентой, а толпа все разрастается, появляются новые зрители, все гражданские: дюжина девочек-скаутов, курьер, мужчина в брогах, позирующий перед камерой.

Туши животных распухли от газов; бока обвисают, как сдувшиеся шарики. Белые перекрестные штрихи шрамов на спинах китовых трупов напоминают следы жутких ударов молний, отметины от сетей, в которых кашалоты запутались сами. Первую и самую крупную особь – самку, выбросившуюся в нескольких сотнях ярдов севернее других, – уже обезглавили, ее челюсть обращена к небу, зубы размером с кулак облеплены пляжным песком. При помощи цепной пилы и длинных ножей люди в халатах снимают жир с боков. Джозеф видит, как они вытаскивают запотевшие пурпурные мешки – должно быть, органы. Поблизости топчутся зеваки; на глазах у Джозефа некоторые забирают на сувениры тонкие полоски кожи, похожие на серый пергамент, пряча их в кулаках.

Специалисты в лабораторных халатах трудятся над ребрами самой крупной особи, извлекая в конце концов что-то похожее на сердце – громаду поперечно-полосатых мышц, собранную в клапан на конце. Лишь вчетвером им удалось перекатить этот ком на песок. Джозеф дивится его величине; возможно, у этого кашалота большое сердце или, может, у всех кашалотов такие огромные сердца, но это размером с самоходную газонокосилку. Протоки внутри настолько велики, что в них можно просунуть голову. Один из специалистов проткнул сердце иглой, взял пробу ткани и поместил в контейнер. Его коллеги уже снова копошатся в полости кашалота, слышится звук включенной пилы. Специалист со шприцем присоединяется к остальным. От лежащего на песке сердца поднимается легкий пар.

В лесу на дюнах Джозеф находит женщину из полиции – та подкрепляется сэндвичем.

– Это сердце? – спрашивает он. – То, что они там оставили?

Она кивает:

– Думаю, да. Теперь они займутся легкими. Надо проверить, нет ли там инфекции.