Собиратель реликвий

Карафа снова опустился на корточки и приблизил острие кинжала к правому глазу Дюрера.

– Что же мне с вами делать, граф Лотар? Выколоть глаз? Этот? Или этот? – Он поднес кинжал к другому глазу. – Даже не знаю. Как по-вашему, с какого глаза лучше начать?

– Это Альбрехт Дюрер, – не выдержал Дисмас. – Живописец. Из Нюрнберга. Вы намерены ослепить величайшего германского художника? Вас ославят на веки вечные.

Карафа встал, похлопывая клинком о ладонь:

– Дюрер? Да, я слыхал о Дюрере… Величайший германский художник? Неужели среди германцев встречаются великие художники?

– Да, – сказал Дюрер. – Но очень редко. Почти так же редко, как порядочные люди среди итальянцев.

По булыжной мостовой загрохотали тяжелые колеса. Карафа выглянул в окно. Грохот и топот копыт нарастали. По улице одна за другой катили кареты.

– Его высочество отбывают, – сказал Карафа и обратился к телохранителю с плащаницей в руках: – Отнеси это его высочеству. Он заждался. Передай, что я нагоню его по дороге на Экс. Мне тут надо кое-что уладить.

Телохранитель отвесил поклон.

– Возьми с собой Розано и Гриффани, – продолжил Карафа. – И слушай, Фулко…

– Да, синьор?

– Эта вещь дороже всего на свете. Если ты не вручишь ее лично его высочеству, то поплатишься головой.

Фулко еще раз поклонился и ушел с двумя спутниками. В апартаментах остались пятеро телохранителей.

– А теперь устроим новую живую картину, – сказал Карафа. – Как бы нам ее назвать?

Он присел перед Кунратом и с улыбкой перерезал ему горло. Кунрат захрипел, голова бессильно свесилась на грудь.

– Например, «Ландскнехт с перерезанной глоткой». – Карафа встал и отер кровь с кинжала. – А далее по старшинству, от нижестоящих к вышестоящим. Итак… Гм… – Он наставил кинжал на Дисмаса, потом перевел на Дюрера, потом снова на Дисмаса. – Кто же следующий? Добрый Разбойник или величайший из германских художников? – Присев перед Дисмасом, Карафа сказал шутовским тоном: – Вы следующий, мастер Дисмас. Сами понимаете, величайший художник выше разбойника.

– Вы отправили своему господину подделку, – внезапно сказал Дюрер.

– Вы о чем?

– О плащанице. Это копия. Я сам ее изготовил.

Карафа укоризненно зацокал языком:

– Негоже измышлять ложь, готовясь предстать перед Создателем.

– Это чистая правда.

Помрачнев, Карафа выпрямился:

– Что за чушь?

– Меня привели в Шамбери для того, чтобы я сделал копию плащаницы, – сказал Дюрер. – Настоящую должны были похитить, а вместо нее подсунуть фальшивку. Но плащаницу подменить не удалось. То, что вы передали своему господину, – моя работа.

Карафа помотал головой:

– Не верю.

– Как вам будет угодно. Оставайтесь в Шамбери, полюбуетесь, как завтра в полдень настоящую плащаницу вывесят с балкона капеллы.

Карафа молча уставился в окно.

– Интересно, что скажет твой господин, когда узнает, что ты его обманул? – спросил Дисмас.

Карафа присел и приставил кинжал к горлу Дисмаса.

– Твоему господину французка все мозги выела, – продолжал Дисмас. – Вот он и возомнил, что плащаница дарует ему исцеление. Но когда он узнает, что в Шамбери явили истинную плащаницу… когда услышит о чудесных исцелениях на площади у капеллы… Догадываешься, что он с тобой сделает?

– О каких еще исцелениях? – фыркнул Карафа.

– Чудеса и исцеления будут обязательно. Я сам слышал, как герцог обсуждал это с Ростангом. При явлении плащаницы народу непременно случаются чудеса. Без этого не обойтись. Так вот, что будет с тобой, когда твой герцог об этом узнает и решит, что ты его облапошил? Когда он поймет, что в надежде на чудесное исцеление прикладывает к своим гнойным язвам подделку, а не истинную святыню? Когда сообразит, что верный камергер его одурачил?

Карафа надавил клинком на горло Дисмасу, потом поднялся, подошел к окну и выглянул на улицу. Напротив, ярдах в тридцати от апартаментов, виднелся балкон капеллы.

– Что ж, допустим, все это правда. Допустим, плащаницу вывесят с балкона. Допустим даже, что будут чудеса. А когда мой господин об этом проведает, я объясню ему, что Карл, узнав о похищении плащаницы, велел вывесить с балкона копию, дабы избежать скандала и огласки кражи. Ведь паломники не в состоянии отличить настоящую плащаницу от поддельной.

– А твой господин поверит, что подделка творит чудеса?

– Еще одно слово, райзляуфер, и я вырежу тебе язык.

«Откуда ему все обо мне известно?» – удивился Дисмас.

– Ради своего же блага подумай, что скажет твой герцог, услышав об исцелении сифилитиков, дарованном Шамберийской плащаницей? А он услышит, не сомневайся. Вести о чудесах странствуют быстрее герцогской кареты.

Кинжал Карафы вонзился в щеку Дисмаса. Кровь хлынула в рот. Карафа снова посмотрел в окно и задумчиво произнес:

– Отличное расположение…

Дисмас сплюнул кровь и заскрипел зубами от боли.