Собиратель реликвий

Ростанг по-прежнему лучился радушием, однако уныло опущенные плечи свидетельствовали, что исполнение герцогского приказа не сулит никакой радости.

– В этих апартаментах уже кто-то проживает? – осведомился Дисмас.

– Увы, так оно и есть, м-гм, – ответил Ростанг.

– Неловко получилось…

– М-гм! Очень неловко.

– Позволено ли будет узнать, чьи это апартаменты?

– Квимпера, архидьякона Святой капеллы.

Прелестно, подумал Дисмас. Значит, по милости незваных гостей хранителя плащаницы вышвыривают из его собственного дома. Это, несомненно, поспособствует установлению добрых отношений!

– Мой господин придет в ужас, если узнает, что стеснил архидьякона, – с напускным смятением сказал Дисмас. – Прошу вас, не беспокойтесь, мастер Ростанг. Мы прекрасно устроились в городском саду.

Ростанг удивленно посмотрел на Дисмаса:

– Вы опасаетесь стеснить архидьякона, м-гм? – Он пожал плечами. – Дьякон – прислуга, как и мы с вами. Ему не впервой освобождать свои апартаменты для высокопоставленных гостей.

– Может быть, я переживаю именно потому, что сам прислуга?

– М-гм… Как давно вы состоите в услужении, мастер Руфус?

– Ну, не то чтобы давно…

– М-гм! – снова пискнул Ростанг. – Оно и заметно. Не стоит сочувствовать Квимперу. Всякое бывает. Видите ли, такова природа вещей. Они случаются.

– Да вы философ, мастер Ростанг.

– Что вы, я исключительно практичный человек, м-гм! Я состою на службе у Карла Доброго. И время от времени, как вы сейчас сами убедитесь, мне приходится играть роль Ростанга Поганого.

– Философия чистой воды!

– Гераклит утверждает, что основной закон вселенной – изменчивость, не так ли? Так объемлем же перемены, прежде чем перемены объемлют нас. Ну, вот мы и пришли. Самое время напустить на себя скорбный вид, м-гм.

31. Три волхва

Дюрер настежь распахнул ставни нового жилья. Ландскнехты и сестра Хильдегарда отправились обследовать комнаты архидьяконовых покоев, все еще хранившие тепло недавнего присутствия прежних обитателей: архидьякона Квимпера и его прислуги, которая, похоже, целиком состояла из миловидных юношей деликатного сложения.

– Сгодится, – провозгласил Дюрер.

Апартаменты располагались в третьем этаже, напротив крепостной стены, где будет вывешена плащаница. Едва не на расстоянии вытянутой руки от окна! «Неужели Господь благоволит нашей затее? С чего бы Он вдруг так озаботился?» – гадал Дисмас.

– Архидьякон Квимпер затрепетал от счастья, прослышав, что его выгнали из дома, – сказал он Дюреру. – При встрече раскланяйся с ним повежливее, вот как с герцогом Урбинским.

– Я не предлагал выселить архидьякона, – хмыкнул Дюрер. – А итальяшке поклонился, чтобы не лобызать гнойные язвы на его руке. Фу, гадость! – поморщился он.

– Ты произвел хорошее впечатление на вельмож, но мы нажили врага, который очень некстати является хранителем плащаницы.

– Я приглашу его погостить в Шрамберге, в моем родовом замке.

– Он будет на седьмом небе от счастья.

– Лучше подумай, что мне надеть на банкет. Не идти же в этих лохмотьях?

– Ах, я еще и камердинер?

– Да. Тем более что все это – твоя затея. Подыщи что-нибудь соответствующее моему статусу. Элегантное, но без изысков.

– Соответствующее твоему статусу? – переспросил Дисмас, сдернул скатерть со стола и швырнул Дюреру. – Держи. Как нельзя лучше соответствует твоему статусу. Мне ровным счетом начхать и высморкаться, что ты на себя напялишь.

– Вы снова за свое? – спросила Магда. – Да за такое везение нужно на коленях возносить осанны Господу, а не шипеть друг на друга, как два гусака!

В дверь постучали. Двое слуг по распоряжению Ростанга принесли целый гардероб щегольских туалетов для графа Лотара и придворное платье для камердинера Руфуса. Весьма своевременное их появление странным и немного жутковатым образом подтверждало справедливость только что сделанного Магдой упрека. «Неужели Господь действительно им помогает? – мысленно ахнул Дисмас. – Неужели Шамберийская плащаница и вправду возжелала перенесения, и не куда-нибудь, а именно в Майнц?! О чем там Всевышний себе думает?!»

Герцог Карл дипломатично усадил герцога Урбинского и кардинала Арагонского по правую руку от себя, а графа Лотара – по левую.

Камергер Руфус занял подобающее место в нескольких шагах позади своего господина. Туда доносились не только застольные беседы, но, к несчастью, и дразнящие ароматы роскошных яств.

За спиной герцога Урбинского встал ровесник Дисмаса, некий синьор Карафа, как называл его Лоренцо. Карафа был одет сплошь в черное, скромно, но элегантно: башмаки, чулки, пышные панталоны в складку и узкий дублет с собольей оторочкой. Дисмас отметил про себя, что итальянцы экипируют своих слуг лучше, чем одеваются многие дворяне на севере империи. Курфюрст Фридрих совершенно не радел о своем гардеробе и порой больше напоминал провинциального бургомистра, нежели правителя Саксонии.