Лоренс смолк. Потом вздохнул.
— Я буду очень по нему скучать. — Его темные мудрые глаза были устремлены на дочь. — Но, думаю, не так, как ты.
— Я люблю его, папа́. Мы любим друг друга.
— Я знаю. Уже давно знаю.
— Мы любовники, папа́.
— И это знаю. Я видел, как ты вспыхивала, как сияло твое лицо. Как блестели волосы. И мне хотелось взять кисть и нарисовать это сияние, запечатлеть его навсегда. Да и к тому же… — голос его зазвучал более буднично, — не поедешь ведь ты куда-то с мужчиной на целую неделю, чтобы разговаривать с ним о погоде. — (Пенелопа улыбнулась, но ничего не ответила.) — Что же с вами будет дальше?
— Не знаю.
— Как насчет Амброза?
Она пожала плечами:
— Тоже не знаю.
— У тебя серьезные проблемы.
— Ты все прекрасно понимаешь, папа́.
— Очень тебе сочувствую. Сочувствую вам обоим. Не очень-то это весело — найти друг друга в середине войны.
— Тебе ведь он нравится, папа́? Я не ошиблась?
— Мне еще никогда никто так не нравился, как он. Мне кажется, я относился бы так к собственному сыну. Я и думаю о нем, как о сыне.
Пенелопа, которая ни разу не заплакала за все это время, почувствовала, как подступают к глазам слезы. Но она запретила себе сантименты.
— Ты — страшный человек! — сказала она отцу. — Сколько раз я тебе это говорила. — Слезы, слава богу, отступили. — Ты не должен прощать супружескую неверность. Ты должен щелкать кнутом и скрежетать зубами, ты должен сказать Ричарду Лоумаксу, чтобы он не смел переступать порог твоего дома.
Лоренс с удивлением посмотрел на нее.
— Ты меня оскорбляешь, — сказал он.
Ричард уехал с первыми частями морских пехотинцев. К середине апреля обитателям Порткерриса стало ясно, что учения закончены; тем самым завершилось более чем скромное участие в войне и самого городка. Столь же тихо и незаметно, как прибыли, американские солдаты удалились из Порткерриса; его узкие улочки опустели и стали непривычно тихими: не стучали по мостовым тяжелые башмаки, не проносились военные джипы. Из порта исчезли десантные суда, уплыли куда-то под покровом ночи; у Северного пирса сняли заграждения из колючей проволоки. Армии спасения был возвращен ее постоянный штаб. Металлические разборные бараки на холме стояли пустые, а от Боскарбенских скал уже не доносились звуки выстрелов.
Городок зажил прежней жизнью. Теперь лишь старый отель «Нептун» свидетельствовал о том, что Порткеррису довелось сыграть свою роль в долгих военных приготовлениях. Здесь на флагштоке все еще реял американский флаг, двор был полон джипов, у входа стоял часовой, входили и выходили полковник Меллаби и его подчиненные. Их присутствие подтверждало и удостоверяло: все, что было зимой, и вправду было.
Ричард уехал. Пенелопа научилась жить без него — выбора у нее не было. Ведь не скажешь: «Я этого не вынесу», потому что если ты не в силах это вынести, то нужно остановить вселенную и сойти с поезда, а жизнь не позволяет это сделать. Чтобы заполнить пустоту, занять чем-то руки и голову, она делала то, что испокон веков делают женщины, когда им тяжело и тревожно: с утра до ночи хлопотала по дому, обихаживала семью. Она вычистила и вымыла дом от чердака до винного погребка, выстирала одеяла, вскопала огород. Это не отвлекало ее от мыслей о Ричарде, и она по-прежнему хотела лишь одного — чтобы он был рядом, но хоть была какая-то польза: дом сверкал и благоухал чистотой, а на грядке зеленела только что высаженная рассада капусты.
Много времени Пенелопа проводила с детьми. Их мир был прост и ясен, общение с ними успокаивало. Нэнси в свои три года была уже личностью: деловитая, целеустремленная, решительная; ее высказывания и критические замечания удивляли и забавляли Пенелопу. А Кларк и Рональд росли не по дням, а по часам и поражали Пенелопу зрелостью своих суждений. Она уделяла им много внимания, помогала в сборе коллекции раковин, вникала в их проблемы и отвечала на все вопросы. Они уже были не голодные птенцы, которым надо было все время что-то класть в рот, и теперь она держалась с ними на равных. Самостоятельные люди. Поколение будущего.
Как-то в субботу она отправилась с детьми на прогулку, а вернувшись, застала в Карн-коттедже генерала Уотсона-Гранта, он уже собирался уходить. Приходил навестить Лоренса. Они хорошо поболтали, Дорис напоила их чаем.
Пенелопа провожала его до калитки. У пышного куста азалии, сплошь покрытого белыми нежными цветами, генерал остановился.
— Какая прелесть! — сказал он, указывая на куст тростью. — Украшение земли.
— Я их тоже очень люблю. Такие изысканные цветы. — Они с Пенелопой шли вдоль бордюра из эскалонии, усыпанной темно-розовыми бутонами, которые уже лопались, обещая, что вот-вот весь бордюр зацветет пышным цветом. — Даже не верится, что уже пришло лето. Сегодня мы с детьми гуляли по берегу, там наводят чистоту. Старик с лицом, похожим на брюкву, выгребал граблями плавники из песка и прочий мусор. И тенты уже установили, открылось кафе-мороженое. Оглянуться не успеем, как появятся первые курортники. Слетятся, как ласточки.
— Есть какие-нибудь вести от твоего мужа?