Собиратели ракушек

— Нам очень повезло с погодой. Все получилось весьма удачно, Оливия. Ты так хорошо все организовала.

Видно было, что она старается загладить неприятное впечатление.

— Спасибо, — сказала Оливия.

— Представляю, как тяжело тебе было.

— Да, пришлось немало потрудиться. И все равно кое-что еще надо доделать. Надгробие на маминой могиле. Но об этом мы еще как-нибудь поговорим.

Нэнси уселась в машину.

— Когда ты возвращаешься в Лондон?

— Завтра вечером. Утром в понедельник я должна быть на работе.

— Я тебе позвоню.

— Звони. — Оливия немного замялась и вдруг вспомнила обещание, которое дала себе не далее как сегодня днем. Мама всегда целовала их на прощание. Она наклонилась к открытому окну и поцеловала Нэнси в щеку. — Будь осторожна на дороге, — сказала она сестре, а потом с какой-то бесшабашностью (назвался груздем, полезай в кузов) добавила: — Передай привет Джорджу и детям.

Войдя в дом, она увидела, что мужчины покинули столовую и удобно расположились в гостиной. Ноэль задернул шторы и зажег камин, но, как только допил свое виски, посмотрел на часы, поднялся и заявил, что ему пора ехать. Мистер Эндерби выразил желание позвонить жене, и Оливия, оставив его одного, вышла проводить Ноэля.

— По-моему, сегодня я только и делаю, что кого-нибудь провожаю, — сказала она.

— Ты устала. Ложись пораньше спать.

— Наверное, мы все устали. У нас был тяжелый день. — Становилось прохладно. Она обхватила себя руками, стараясь согреться. — Жаль, что все так вышло, Ноэль. Конечно, было бы неплохо, если бы этюды попали в твои руки. Видит бог, ты приложил немало сил, чтобы их отыскать. Но так уж получилось, и ничего тут не поделаешь. Однако согласись, мы и так получили немало. За этот дом мы выручим большие деньги. Так что не стоит зацикливаться на воображаемых обидах и мрачных мыслях о несправедливости. Так ты лишишься душевного равновесия, и жизнь станет тебе не мила.

Ноэль улыбнулся. Улыбка была не очень радостная, но все же улыбка.

— Пришлось проглотить чертовски горькую пилюлю, но ничего другого не оставалось. А все-таки любопытно, почему мама ни разу даже словом не обмолвилась об этих этюдах, не упомянула об их существовании. И почему она завещала их этому парню?

Оливия пожала плечами:

— Может быть, он ей очень нравился? Или она жалела его? Может, хотела помочь?

— Нет, здесь что-то другое, но что?

— Может быть, ты и прав. — Она поцеловала его на прощание. — Но мы этого никогда не узнаем.

Он сел в свой «ягуар» и уехал, а Оливия все еще стояла, прислушиваясь к удаляющемуся шуму его машины с неисправным глушителем. Наконец он совсем стих, и снова воцарилась вечерняя тишина. Стали слышны будничные деревенские звуки — блеяние овец на склоне холма через дорогу, шелест листвы в верхушках деревьев от легкого ветерка, лай собак. Потом она услышала быстрые шаги и молодые голоса. Это возвращались из паба Данус и Антония. Вот их головы появились над оградой, и, когда они вошли в ворота, Оливия успела заметить, что Данус обнимал Антонию за плечи, а она обмотала красный шарф вокруг шеи и вся раскраснелась. Они подняли глаза и увидели, что Оливия их ждет.

— Оливия, ты почему стоишь здесь одна?

— Я провожала Ноэля. Услышала ваши голоса. Ну как провели время?

— Мы просто пошли немножко выпить. Ты ведь не против, да? Я никогда не была в пивном баре. Мне там понравилось. Он такой старомодный, и Данус играл в дартс с местным почтальоном.

— И как, выиграл?

— Нет. Куда мне! Я проиграл ему кружку пива.

Все вместе они вошли в дом. В кухне было тепло, и Антония сняла шарф.

— Совещание уже кончилось?

— Да. Нэнси тоже уехала. Но мистер Эндерби еще здесь. — Она повернулась к Данусу. — Он хочет с тобой поговорить.

Данус очень удивился:

— Со мной?

— Да. Он в гостиной. Иди туда прямо сейчас, а то бедняга, наверное, ждет не дождется, когда сможет наконец уехать домой, к жене.

— Но о чем он может говорить со мной?

— Не знаю, — соврала Оливия. — Почему бы тебе не узнать это от него самого?

Озадаченный Данус пошел в гостиную. Дверь за ним закрылась.

— О чем мистер Эндерби хочет говорить с Данусом? — На лице Антонии были написаны недоверие и самые недобрые предчувствия. — Как ты думаешь, ему ничего не угрожает?

Оливия прислонилась к краю кухонного стола.

— Нет, в этом я не сомневаюсь ни минуты.

Однако ее слова не убедили Антонию. Оливии больше не хотелось об этом говорить, и она решительно сменила тему:

— Что у нас на ужин? Данус останется к ужину?

— Если ты не возражаешь.

— Конечно нет. Мне кажется, ему следует у нас переночевать. Найдем ему какую-нибудь кровать.

— Это было бы здорово. Он не жил у себя больше двух недель. Наверное, там сейчас сыро и неуютно.

— Расскажи, что произошло в Эдинбурге. Он оказался вполне здоров?

— Да. С ним все в порядке. Он здоров. Не эпилептик и никогда им не был.

— Отличная новость.

— Да. Просто какое-то чудо.

— Он очень много для тебя значит, да?

— Да.

— А ты, как я понимаю, для него.

Антония, вся сияя, кивнула.

— Какие у вас планы?

— Он хочет завести тепличное хозяйство и начать свое дело. А я буду ему помогать. Мы будем работать вместе.

— А как же его работа здесь, в Пудли?