Он встал, взял стаканы, из которых они пили, и пошел следом за ней — в ее маленькую столовую. Оливия включила слабый свет, и стал виден изысканно накрытый стол, лучащийся хрусталем и серебром, с корзинкой ранних лилий посредине. Несмотря на полумрак, Хэнк сразу обратил внимание на синюю стену, всю увешанную фотографиями в рамочках, и очень оживился.
— Смотрите-ка! До чего здорово придумано.
— Семейные фотографии, как правило, некуда девать. Я долго думала и решила вопрос радикально: заклеила ими стену.
Она прошла за стойку кухоньки, чтобы взять паштет и черный хлеб, а он стоял к ней спиной и разглядывал снимки, точно любитель живописи в картинной галерее.
— Кто эта красотка?
— Моя сестра Нэнси.
— Она очаровательна.
— Да. Была. Но теперь очень сдала, что называется, расползлась, постарела. А девушкой и вправду была очаровательна. Тут она снята незадолго до свадьбы.
— Где она живет?
— В Глостершире. У нее двое несносных детей и зануда-муж. А предел счастья для нее — это тащить по скаковому полю пару ньюфаундлендов на поводках и орать приветствия всем знакомым на трибунах. — Хэнк обернулся, на лице у него было написано глубочайшее недоумение. Оливия рассмеялась. — Вы, конечно, не понимаете, о чем я говорю?
— Только самый общий смысл. — Он вернулся к разглядыванию снимков. — А кто эта красивая дама?
— Это мама.
— А портрет отца у вас тут есть?
— Нет. Отца нет в живых. А это мой брат Ноэль. Красавец-мужчина с голубыми глазами.
— Действительно хорош собой. Он женат?
— Нет. Ему уже почти тридцать, а он все еще холост.
— У него, конечно, есть девушка?
— Такой, чтобы жила с ним вместе, нет. И никогда не было. Он всю жизнь боится потерять свободу. Знаете, из тех, кто не может принять приглашение на вечеринку из страха, что поступит другое, более престижное.
Хэнк беззвучно рассмеялся.
— Вы беспощадны к своим родным.
— Знаю. Но какой смысл цепляться за сентиментальные иллюзии, особенно в моем возрасте?
Она вышла из-за стойки и расставила на столе паштет, масло и черный хлеб с поджаристой корочкой. Потом взяла спички и зажгла свечи.
— А кто это?
— На которую вы смотрите?
— Вот. Мужчина с девочкой.
— А, это. — Оливия подошла и встала с ним рядом. — Этого мужчину зовут Космо Гамильтон. Рядом его дочь Антония.
— Миловидная девчушка.
— Этот снимок я сделала пять лет назад. Теперь ей должно быть восемнадцать.
— Ваши родственники?
— Нет, это друг. Бывший друг. Любовник, если точнее. У него дом на Ивисе. Пять лет назад я оставила работу и целый год прожила там с ним.
Хэнк вздернул брови:
— Целый год! Прожить столько с человеком — это большой срок.
— Время пролетело очень быстро.
Она чувствовала на себе его взгляд.
— Вы его любили?
— Да. Больше, чем кого бы то ни было в жизни.
— А почему вы не вышли за него замуж? Или он был женат?
— Нет, жены у него не было. Но я не хотела выходить за него, потому что не хотела выходить ни за кого. И теперь не хочу.
— Вы с ним видитесь?
— Нет. Я с ним простилась, и на том наш роман закончился.
— А что его дочка, Антония?
— Не знаю.
— Вы не переписываетесь?
Оливия пожала плечами.
— Я посылаю ему поздравительную открытку каждое Рождество. Так мы уговорились. Одну открытку в год. С птичкой.
— Не особенно-то щедро, по-моему.
— Да, в самом деле. Вам, наверное, трудно это понять, но главное, Космо понимает. — Она улыбнулась. — А теперь, когда с моими близкими покончено, не пора ли налить вина и что-нибудь поесть?
Он сказал:
— Завтра суббота. Что вы обычно делаете по субботам?
— Иногда уезжаю из города до понедельника. Иногда остаюсь дома. Расслабляюсь. Распоясываюсь. Зову знакомых выпить и поболтать.
— У вас уже есть планы на завтра?
— А что?
— Я не назначал на субботу никаких встреч и подумал, может, возьмем машину и поедем куда-нибудь вместе? Вы бы показали мне вашу английскую природу, о которой я столько читал, но никогда не было времени поехать посмотреть своими глазами.
Ужин кончился. Они оставили тарелки на столе, выключили свет и с кофе и коньяком вернулись к камину. Теперь оба сидели на диване вполоборота друг к другу: темная голова Оливии откинута на малиновую индийскую подушку, ноги подогнуты, одна лакированная туфелька соскочила и лежит на ковре.
Она сказала:
— Я хотела завтра съездить в Глостершир к матери.
— Она вас ждет?
— Да нет. Я думала созвониться с ней перед сном.
— А это обязательно?
Оливия задумалась. Она уже решила, что поедет, а когда решение принято, можно больше не беспокоиться. Но теперь…
— Не то чтобы обязательно, — ответила она. — Просто мама была нездорова, и я у нее давно не была, а надо бы.
— А я не мог бы вас уговорить перенести поездку на другой день?
Она улыбнулась, отпила еще глоток крепкого черного кофе и твердо поставила чашечку точно на середину блюдца.
— Как же вы будете меня уговаривать?
— Ну, я попытался бы соблазнить вас обедом в четырехзвездочном ресторане. Или катанием на пароходе по реке. Или прогулкой по лугам. Тем, что вам больше нравится.
Оливия обдумала приманки.
— Наверное, я могла бы отложить поездку к маме на неделю. Завтра она меня не ждет, так что не огорчится.
— Значит, вы согласны?
Она приняла решение:
— Да.