– Пароль? – раздалось глухо из темноты.
– Великолепный век Людовика четырнадцатого, – совершенно серьезно выдала Ангелина. Меня он диссонанса сказано ею и нашего местонахождения пробило на смех. В Версаль, блядь, заехали....
– Заходите, – дверь открылась шире и Ангел юркнула в нее первой, я шагнул в прохладу большого помещения вторым. В нос врезался запах ржавчины и пыли, после некоторого привыкания к полумраку помещения я рассмотрел заброшенные станки и разрушенные стены. А так же парнишку в современных джинсах и майке, что не сильно вписывался в общую атмосферу, – два билета?
– Да, – Ангел нетерпеливо переступила с ноги на ногу.
– Простых или хотите оказать спонсорскую помощь?
– Какие варианты? – она взяла в руки протянутые ей цветные буклеты и пробежалась по заголовкам, – еще взнос в приют для бездомных кошек и собак, на шприцы наркоманам и питание бездомным. Да, и на помощь жертвам домашнего насилия тоже. Все в двойном размере и платит он.
– Карточки берете? – перехватываю у Ангела стопку для благотворительности и быстро просматриваю. Дело хорошее, на такое грех не раскошелиться.
– Мы все берем, – парниша вытаскивает из кармана ветровка небольшой терминал.
– Подготовленные, – хмыкая я и прикладываю к нему карту.
– Спасибо, всегда будет рады новым пожертвованиям или встрече с вами в одном из центров помощи, – парень с улыбкой посмотрел на переведенную сумму, – даже разрешим покормить бездомных.
– Всю жизнь мечтал, – переплел свои пальцы с Ангелиниными, – показывай уже свой подвал, сил теперь нет.
– Повелся, – усмехнулся она и забрала из рук парня проспект с нарисованной картой, – что-то мне подсказывает, что на обычную выставку современного искусства, что тут организовали, тебя бы уговорить так просто не получилось.
– Значит не похищение? – цокнул я языком и притянул Ангела к себе, чтобы поцеловать. Всего каких-то пара недель, а я чувствую, что она мне почти родная. Хорошо с ней, легко и понятно. И даже все эти забабоны ее творческие не раздражают.
– Обещаю как-нибудь устроить, – закатила она глаза, – раз так сильно хочется.
– Чтобы со связыванием и кляпом, – подмигнул малышке, – куда идем?
– Первая экспозиция уже в соседнем цеху, тут они внутренне почти все соединены. Дверь там, – она указала проспектом на дверь в конце ряда станков.
– Мы медленно прошлись по цеху, где температура была прилично прохладнее, чем на улице и накинул на плечи Ангелу свою толстовку.
– Спасибо, не догадалась, – она закуталась в нее плотнее и втянула запах. Меня от этого пробрало. Я ей нравлюсь и Ангел не боится этого показывать. Но пока все у нас сводится к физиологии.
– И как называется выставка? – перешагиваю высокий порожек и вхожу в следующий цех. Тут крыша обвалилась и солнце светит в образовавшийся наверху проем.
– Трагедии обыденности, – Ангелина осматривается вокруг, – жертвы, о которых особенно никто не помнит, но их много.
– Жертвы несчастных случаев на производстве? – высказываю свое предположение и беру в руки огромный болт, взятый из череды таких же, уложенных ровной цепочкой на сломанной конвеерной линии.
– Да, – малышка читает информацию, – пальцы бедняг, которые засунули их куда было нельзя.
– Жесть, – роняю болт обратно и смотрю с тоской на длиннющую линию, где они все не заканчиваются, – это за сколько лет статистика?
– С момента открытия и до закрытия.
– Не знаю, как они ее получили, но впечатляет, – бросаю последний взгляд на линию. У меня от нее легкий мороз по коже.
Мимо нас прошла небольшая компания молодежи с мобильными, которая принялась фотографироваться на фоне экспонатов и что-то шумно обсуждать.
– Это сталелитейный, – задумчиво смотрю на огромный перевернутый ковш для перевозки жидкого металла и стопку неаккуратно сброшенных под ним телогреек в другом цеху, – не хочу знать, столько там штук.
– Я тоже, – Ангелина задумчиво покосилась на меня, – большие трагедии маленьких семей. О них не рассказывают громко по телевизору, но менее ужасными они от этого не становятся, – пойдем дальше.
– Так, – после пяти минут блуждания по лабиринту из натянутых на веревки семейных трусов я замер где-то в тупике и обернулся на Ангела, – хоть убей, не пойму. Это те, у кого на почве работы случились проблемы с эрекцией?
– Все возможно, – она уткнулась мне в плечо и рассмеялась своим серебристым голоском, – каждые трусы – это развод, который последовал за производственным браком. Ну когда люди познакомились на работе.
– Понял.
– Статистика неполная, – вздохнула малышка, – мудаки – эти заводские мужики.
– То есть, вина всегда на нас? – прижимаю к себе Ангела и сжимаю ее сладкие ягодицы.
– Конечно, – серьезно кивает она, – не на нас же.
– Двойные стандарты.
– Аха.
– Хватит обжиматься, – раздалось откуда-то сбоку, – трусы вам не простыни и как ты ее за жопу жмякаешь, я вижу.
– Натка? – приседаю и замечаю в нескольких метрах ее на корточках. Как всегда эпатажная. На этот раз в серебряном комбинезоне с красными крестами на груди, – привет.
– А мы с Соней гадали, удастся Ангелине тебя притащить или нет.