Соблазн

– Может, так оно и было, – вмешалась Мэри Карстерс. – И я очень хорошо понимаю, что испытывал Джонни. У меня тоже все шло великолепно, я фотографировала самых классных модельных звезд всего мира… даже Милую Стиви Найт, помнишь? Все это было до того, как я начала все терять… куски из моей жизни, друзей, даже работу. Я снимала целые кассеты пленки, когда накачивалась до остекленения наркотиком, и думала, что они великолепно получатся… лучше, чем у Аведона, лучше всех. Но когда проявляла, то все оказывалось дрянью. И чем хуже шла у меня работа, тем больше я нуждалась в накачке.

Когда рухнули стены замкнутости, оказалось, что все хотят говорить, и Стиви с трудом поддерживала хоть какой-то порядок. Часы пролетали, пепельницы наполнились окурками, кофе сменилось подогретым молоком – и Стиви вспомнила, что нужно все-таки соблюдать какой-то режим.

– Давайте послушаем Бобби, – сказала она, указывая на молодого светловолосого актера, – а затем мы все отправимся спать. Подъем в семь ноль-ноль… и никаких поблажек!

Раздался добродушный вой протеста, громче всех шумел Джонни, который часто отправлялся в постель на рассвете.

– Я слушал вас всех, – начал Бобби Риз, – и понял, что все вы в той или иной степени стыдитесь или боитесь того, как все повернулось у вас в жизни. Я же стыжусь всю свою жизнь… по крайней мере, с тех пор, когда я понял, что я гей… – Он замолчал и стал вглядываться в лица вокруг него, ища признаки неодобрения – и хуже.

– Продолжай, – подбодрила его Стиви.

– Когда я приехал в Нью-Йорк, – продолжая он, – мне не казалось таким уж страшным, что я гейм не то что дома, в Юте. Я получил большую, длинную роль в одной «мыльной опере» и достаточно денег, чтобы гулять каждый вечер. Когда я шлялся по барам, всегда находился кто-нибудь, кто был готов пойти со мной. А тут со мной все произошло вот как с Джонни… Проснулся в гостиничном номере с мальчиком и не мог вспомнить ни его имени, ни где его подцепил. И внезапно мне показалось самым важным на свете знать, с кем я спал. Я слез с постели, взял его штаны и достал бумажник, рассчитывая, что найду там какие-то документы. И следующее, что я мог вспомнить, – я лежал на полу, а из носа у меня шла кровь. Парень подумал, что я хотел обчистить его, будто какая-то дешевка. И знаете что? Я не в обиде на него. Он разбил мне лицо, а я все-таки не в обиде. Я загулял на шесть дней… и потерял работу. Понимаете, – сказал он, и голос его дрогнул, – я думал, что уже перестал стыдиться, но стыд сидел во мне, и ждал своего часа…

Стиви порывисто вскочила на ноги и обняла Бобби.

– Все хорошо, – сказала она тихо. – Все будет хорошо… тебе нечего стыдиться тут, когда ты с нами.

В последующие дни Стиви старалась хоть на один шаг опережать группу, придумывая правила их совместной жизни и затем наблюдая их в действии.

Все тут были равны. Она это особенно подчеркивала; ввиду их общих проблем ни один не был лучше остальных, никто не был и хуже. И все-таки кому-то нужно было всех вести и направлять, иначе группа неминуемо пошла бы ко дну.

День начинался в семь часов резвой прогулкой по пустынному берегу, затем следовал завтрак, который готовили, как и все остальное, по двое и поочередно. Затем до ланча шли занятия в группе, а после этого все, у кого были медицинские проблемы, обращались к Бену: После полудня занимались упражнениями, что-то в духе калистеники, какой занимаются в военном флоте, вплоть до эстафетного бега, после этого шли полчаса спокойной медитации и затем работы по дому – уборка, мытье, стирка, походы в магазины. Старые правила при необходимости перестраивались, вводились новые. Когда, к примеру, казалось, что люди проводят часы, болтая с друзьями по телефону, Стиви установила лимит – пять минут в день. Когда выяснилось, что слишком много времени уходит на телевизор, Стиви добавила еще одно групповое занятие перед ужином и разные занятия по дому, которые нужно было делать перед сном. Каждому предлагали пользоваться библиотекой, которая хоть и была поскромнее, чем у Бена в городе, все же была полна книг и журналов по общей медицине, психологии и истории врачевания.

Когда маленькая группа пилигримов стала лучше узнавать друг друга, то каждый стал глубже вникать в проблемы другого, и тогда Бен предложил, чтобы они проводили по крайней мере часть своих групповых дискуссий обмениваясь информацией и рассказывая друг другу про наркотики и алкоголь. И именно Бен вызвался руководить этим.

– Если у вас возникнет искушение еще раз выпить или словить кайф от пилюли, – говорил он, – вспомните о том, что вы родились с десятью миллиардами мозговых клеток… кажется очень много, но это все, чем вы располагаете. Некоторые из них изнашиваются, стареют и умирают, по мере вашего старения, и это естественно. Но когда вы в больших количествах употребляете алкоголь или наркотики, то они начинают отмирать во много раз быстрее, может, в два-три раза.