«Понятно, – думал он мрачно, комкая в кулаке листочки. – Все понятно. Как же я сразу не сообразил! Тоже мне называется – галактический друг! Как же я мимо ушей пропустил, что он монографию пишет о чести и честности! Испытываешь. Старика Ложкина испытывал. Иванова испытывал. А потом меня, друга своего, послал на испытание!» И почудилось Удалову, что электрическая лампочка в двадцать пять вольт над головой подозрительно пощелкивает. Может быть, снимает его действия на пленку, чтобы сделать из него, Удалова, иллюстрацию к тридцатитомному труду.
Удалов распахнул дверь к себе в квартиру. Коко метнулся от двери, прыгнул на диван.
– Что тебя так долго не было? – спросил он ласково.
– Возьми машинку, – сказал Удалов. – Провокатор паршивый.
– Ну что ты, что ты… – быстро заговорил Коко. – На тебя эксперимент не распространялся.
– Это мне без разницы. Собирай свои вещи и вон из моего дома, понял? У Иванова сердце плохое, старик Ложкин наверняка простудился…
– Корнелий, дорогой, будь разумен!
– Не буду! Мы тебе не морские свинки. Убирайся.
– А как же космическая дружба? – спросил Коко.
– О ней ты и подумай на досуге.
– Но на улице дождь! Куда я денусь? В гостиницу меня не пустят…
Удалов не слушал. Он подошел к окну и, прижавшись лбом к холодному стеклу, стоял, глядя в темный двор. Одинокий фонарь освещал полукруг земли у подъезда. Дверь растворилась, из нее вышел Ипполит Иванов и побрел куда-то, не замечая дождя. Потом дверь приоткрылась вновь, и из дома выскользнула изящная пернатая ящерица.
Тогда Удалов пошел спать.