Соблазн

– Понимаю, на что ты намекаешь, солнышко, – прошептал Мигель, – но хочу напомнить, что Ренар погиб года три назад, перед самым арестом…

– Я знаю, но почему Алварес это сделал?

– А почему совершают то, что совершают, люди, у которых снесло крышу? – ответил вопросом на вопрос Мигель. – Думаю, у него были на то свои причины, но мы никогда о них не узнаем… Солнышко, я должен повесить трубку, а то Падилья отправит отряд быстрого реагирования, чтобы выломать мою дверь…

– Хорошо. А ты точно можешь держать оборону до завтра? Я страшно устала, Мигелин, и ни с кем не хочу разговаривать… Я сама поговорю с Падильей, завтра, прямо с утра, клянусь. И подготовлю доклад.

– Нет проблем. Надеюсь, что нет. – Он изобразил смешок. – Сейчас почти одиннадцать. Скажу им, что ты хочешь спать, а свои вопросы они смогут задать завтра… Самое главное – это чтобы ты отдохнула. Сначала Вера, а теперь еще… Ты должна восстановить силы, солнышко…

«Ты должна была бы уже заловить его», – подумала я. Но никакой Наблюдатель не прибежал в поместье, пуская слюни. Я ругала себя за то, что послушалась выжившего из ума старикана.

Вдруг, уже на своей улице, когда я подъезжала к подземной парковке, в голове возник новый образ: я лежу одна в постели – на этом ворохе простыней, где свила гнездо бессонница, и мне так захотелось попросить Мигеля приехать, даже не попросить, а умолять. Захотелось обнять его, ощутить всей кожей его горячее тело. Но я знала, что это невозможно. Он должен стать моей защитой и держать за меня оборону до завтра.

– Люблю тебя, солнышко, не забывай, – сказал Мигель и отключился.

– И я тебя люблю, – громко сказала я, стараясь проглотить вставший в горле ком. – Люблю тебя, люблю…

Я оставила машину на парковке, заглушила двигатель, но выходить не стала. Ждать – разве не это я умела делать лучше всего? Молча терпеть.

Некоторое время я смотрела, как капают на руль слезы. Думала о Мигеле, о Вере, о своем провале как наживки, о Женсе и темном туннеле, в конце которого Алварес решил подвести итог собственного провала, в чем бы он ни заключался. Но в первую очередь – о Мигеле, о том, как же я хочу ощутить его такое благотворное присутствие рядом.

Несколько секунд спустя, когда мне удалось успокоиться, та Диана в моей голове, которая всегда стоит настороже, вынесла вердикт: «Ты же до чертиков устала, идиотка! Отправляйся в кровать. Завтра посмотришь на все другими глазами».

Я послушалась совета и вышла из машины. На полдороге по безлюдной парковке, уставленной машинами, я вспомнила, что оставила на заднем сиденье спортивную сумку, выругалась сквозь зубы, развернулась и чуть было в кого-то не врезалась.

Куртка фиолетового цвета, торчащий вперед козырек бейсбольной кепки, дреды до плеч – и убийственно прекрасное лицо, когда оно поднялось ко мне. Мальчик.

– Знаешь, что ты такое? – без всякого выражения сказал он.

В этот миг что-то со страшной скоростью пролетело мимо, и как будто занавес опустился перед моими глазами.

II Антракт

Ночь, завяжи глаза платком потуже
Участливому, любящему дню[52].

«Макбет», III, 2

22

Темнота.

Два луча света, рассекающие ее.

Глухой ночью четверга северная автострада свободна.

Удобное кресло, удобное управление, податливость руля, тихо звучащий саксофон бархатом ласкает ухо… все для того, чтобы можно было расслабиться. Бортовой компьютер мерцает, показывая дорогу без трафика. Скоро он будет уже на съезде, ведущем к поселку в горах и тому месту, где стоит старый охотничий домик. Самое большее – через полчаса.

Приборная доска подсвечивает мужское лицо голубым. Следы усталости заметны в набрякших веках, но в общем лицо совершенно спокойно. Время от времени его обгоняют машины – свет фар набегает, словно пелена, и спадает с его лица: мигнуло – и снова темнота.

Торопиться ему некуда.

Мальчик сидит рядом, какой-то притихший. Мужчина взглянул на него и увидел, что подбородок у того поднят, голова откинулась назад так, что козырек кепки закрывает пол-лица. Легкая зыбь «мерседеса»-универсала, как куклу, покачивает и тело мальчика под ремнем безопасности. Мужчине это не нравится.

– Эй, помощник! – говорит он, улыбаясь.

Розовый кончик языка высунулся изо рта мальчика и пробежался по губам, словно ощупывая их. Козырек медленно развернулся к мужчине. Тут их обогнала еще машина, и сонные глаза замигали.

– Не спи, мачо. Ты что, устал?

Вопрос был дурацкий, но мужчина знал, что с ребенком лучше все четко проговаривать. Очевидные вещи дают ему пищу для размышлений.

– Немного. – Уклончивый ответ сопровождается зевком.

– Ладно, спи. Разбужу, когда приедем.

Если честно, его раздражало, что сын спит, но он мог это понять: почти шесть часов ребенок провел в напряжении. Он и сам чувствовал себя измотанным.

– Скоро приедем? – спросил мальчик.

– Я и сам хочу поскорей добраться, Пабло.

– Я только спросил.

Мужчина тяжело вздохнул, подумав, что сердиться смысла не имеет.