Соблазн быть счастливым

Той осенью Эмма часто приходила к нам на ужин – так, чтобы наши дети имели возможность поиграть друг с другом. Мне не передать ощущение, которое охватывало меня всякий раз, когда я поворачивался и замечал, что она пристально на меня смотрит. Она тут же отводила глаза, и мне не оставалось ничего, кроме как пялиться на нее как идиот в бесплодном ожидании, что она наконец наберется смелости снова взглянуть мне прямо в лицо.

У Эммы было все, что Катерина с возрастом растеряла: нежная кожа, упоительная улыбка и обольстительный взгляд. Как тут можно было устоять? И действительно, как-то вечером я потерял над собой контроль и позволил себе то, чего еще никогда не позволял, при сообщничестве пледа, служившего мне прикрытием. Мы сидели на диване – Эмма, Катерина и я – и смотрели какой-то фильм. Дети уже спали. Короче, должно быть, по вине фильма, который был очень скучным, я в какой-то момент вдруг почувствовал ее пальчики совсем недалеко от моих и без особых размышлений поступил как типичный подросток: потихоньку сжал ее ладонь. Я потратил целых двадцать минут, чтобы добраться до нее своей рукой – даже улитка, с трудом волоча свой домик, справилась бы быстрее. В итоге Эмма повернулась и в смятении посмотрела на меня. Мне следовало бы прекратить, но я вместо этого выдержал ее взгляд и не стал убирать руку. И мы так и остались сидеть – как юная парочка, которая вздрагивает при малейшем прикосновении к телу другого и больше сосредоточена на едва заметном шевелении мизинца, чем на том, что происходит на экране.

Катерина, сидевшая бок о бок со мной, ничего не заметила, она вообще так никогда ни о чем и не догадалась. А может быть, она так удачно притворялась, что я в это поверил. В любом случае, это был самый интимный момент из всех, что связывали меня с Эммой. После этого вечера она сделалась неуловимой. Избегала меня, а если была вынуждена за чем-нибудь обращаться ко мне, то делала это, не поднимая глаз. Она чувствовала себя виноватой. Это нормально – любого бы на ее месте мучали угрызения совести. Любого, но не меня. В то время мне еще не было знакомо это аномальное чувство, его визиты ко мне начнутся значительно позже. Долгие годы я сваливал муки и сожаления в дальний угол; было ясно, что когда-нибудь вся эта куча на меня рухнет.

Спустя несколько месяцев я решился прояснить ситуацию. Было Рождество, и вся семья собралась за праздничным столом. Эмма сидела далеко от меня, на другом конце стола. Все говорило о том, что время заговорщических взглядов уже прошло, так что я начинал испытывать неловкость в ее присутствии, сомневаясь в действительности ее желания по отношению ко мне. Быть может, я питал иллюзии, я неверно истолковал какое-то ее поведение, быть может, моя непомерно раздутая самооценка заставила меня бежать впереди паровоза и принимать желаемое за действительное. И все же когда она встала с места, чтобы пойти на кухню, я под каким-то предлогом вышел вслед за ней. К счастью, голоса, доносившиеся из столовой, служили мне прикрытием на случай непредвиденных вторжений. Эмма стояла ко мне спиной: я обхватил ее руками за бедра и воскликнул:

– Да, я сошел с ума, но ты же меня знаешь – мне скучно жить как все!

Конечно, в качестве объяснения в любви мое заявление было не ахти, и все же она засмеялась – может быть потому, что уже научилась меня понимать. Однако через пару секунд она вновь стала серьезной, посмотрела мне в глаза и ответила:

– Чезаре, ты просто сумасшедший, ты это знаешь? Это должно прекратиться!

– Так ничего же еще не начиналось…

Она вздохнула и опустила голову. Я помню, что на какое-то мгновение я подумал было поцеловать ее, но уже в следующее мгновение она окатила меня ледяным душем.

– Почему ты решил завести с ней двоих детей, если ее не любишь?

Вопрос на миллион. Мне следовало бы сесть, зажечь сигаретку и несколько часов разглагольствовать о том, что для того, чтобы жить по-настоящему достойной жизнью, нужно было бы принимать важные решения каждое утро. К сожалению, необходимость выбора меня выматывает, и поэтому я никогда его не делал. Именно поэтому я так ни в чем и не состоялся.

Разумеется, я ответил ей совсем по-другому:

– Мы говорим о нас, а не о Катерине.

Тут она взорвалась.

– Катерина – моя сестра, тебя, кажется, это не волнует!