Соблазн эмиграции, или Женщинам, отлетающим в Париж

Н.С.: Все эти брачные агентства переполнены всякими заявлениями, какими угодно предложениями. Но у этих браков есть уже определенная репутация. В эти браки вступают вполне определенные французы. Чего хочет традиционный француз? Он хочет традиционную французскую жену. Но ее он получить не может. Потому что француженка стала независимой, свободной. И тогда он думает, а вот если я возьму жену из России, Таиланда или Венгрии, то она будет от меня зависеть и слушаться. Но среди французов есть уже и другие. Не случайно, здесь обсуждается закон о принятии пакта гражданской солидарности. Люди заключают между собой контракт, по которому после смерти одного из партнеров он получает право наследования. Так например, если у тебя есть миллион, ты говоришь мне: «Я хочу, чтобы ты был спокоен за свое будущее, и хочу заключить с тобой пакт». Ты, между прочим, можешь быть мужчиной, а можешь быть женщиной.

«В конце концов большинство из них сваливается в поиски партнеров по браку», – таково было заключение моего собеседника. Никита передал мне часть своего архива – статьи, книги об эмиграции, а также любезно отвечал на те вопросы, которые касались психологической жизни в эмиграции, что помогло обрисовать проблему будущего проекта, за что я ему чрезвычайно благодарна.

Парадокс русской эмиграции первой волны

«Эмигрант уносит с собой свою родину, и велик соблазн остановиться на обособленном и раз и навсегда затвердевшем представлении о ней».

«Эмиграция, чей смысл в верности высшим ценностям, высшим ценностям, затоптанным на родине, не может позволить своим детям пойти по пути непосредственной ассимиляции, утери языка и связи с отчизной».

Никита Струве

Был один парадокс, на который невозможно было не обратить внимание, когда погружаешься в чтение русскоязычных мемуаров эмигрантов. С одной стороны, огромная работа по воспитанию русских детей в эмиграции, с другой стороны, проблема второго, «потерянного» поколения русских, которые выросли в изгнании, но не нашли себя.

Действительно, ни одна волна русских эмигрантов во Франции не отличалась таким стремлением воспитать своих детей в религиозно-патриотическом духе, и ни одна волна не заплатила за свое патриотическое рвение именно детьми.

По сути своей эмиграция всегда вторична, в культурном и психологическом отношении зависима от страны исхода. Результатами поисков путей разрешения этого напряженного и неестественного отрыва от истоков являются попытки мысленного и физического возврата на родину[24].

В среде русской послереволюционной эмиграции было немало сподвижников сохранения и умножения русских образовательных традиций. Чтобы поддержать в детях интерес к русской культуре, в эмигрантских учебных заведениях предпочтение отдавалось изучению гуманитарных дисциплин и религиозному воспитанию.

Ориентированные на русскую культуру семьи искали дополнительные способы обучения: организовывали индивидуальные занятия с преподавателем, посещение лекций и клубов при штабе Русского Христианского студенческого движения и при Народном университете. При французских школах было организовано обучение на русском языке. В большинстве православных приходов во всей Франции, а их было около ста, были организованы церковно-приходские школы.

В эмиграции довольно широкое распространение получили религиозно-патриотические клубы, прежде всего Русское христианское студенческое движение («Action chrétienne des étudiants russes – ACER»), «Русские скауты во Франции» («Scouts russes de France»), «Витязи» («Vitiaz»), «Русские соколы» («Sokol russe»), а также движение скаутов и чешское спортивное движение «соколов» – гимнастическое движение, в котором преобладали панславянские настроения.