Соблазн и закуски

Я прикусила язык. Картер все еще пребывал в состоянии шока. Не могла же я просто нагрубить ему из-за того, что он сказал нечто подобное. Черт, да мне тоже не нравятся дети, и все-таки я живу с одним. Я люблю своего ребенка, но это не значит, что он мне все время нравится.

– Я же надел презерватив. Я точно помню, что на мне был презерватив, – сказал он обвинительным тоном и посмотрел на меня с выражением паники на лице.

Прекрасно, так получай за то, что я держала язык за зубами. Удовольствие, которое я ощущала, пока он прижимался ко мне и целовал мою шею, вылетело в окно.

– В самом деле? Ты правда помнишь? Хотя двадцать минут назад и понятия не имел, кто я такая? Нет, ты прав, ты надевал-таки презерватив. На три толчка, после того, как лишил меня девственности! Позволь кое-что объяснить тебе, Эйнштейн. Они эффективны не на все сто процентов, особенно если использовать их неправильным образом, – вспылила я.

– Да у меня же содержимое желудка подкатывает к горлу, когда кого-то тошнит. И я понятия не имею, как менять памперсы, – произнес он в ужасе.

– Картер, ему четыре. Он не ходит в памперсах. И Гэвин не Линда Блэр из «Изгоняющего дьявола». Он не фонтанирует днями напролет рвотой, – сказала я, закатив глаза.

– У меня болит член. Мне надо выпить, – пробормотал он, а потом развернулся и вышел за дверь.

*** 

К тому времени, как папа и Лиз вернулись с Гэвином в магазин, я была не в настроении для разговоров. Посадив Гэвина в машину, я, не говоря ни слова, выехала домой. Возможно, я вела себя как малое дитя, но мне было все равно. Я злилась на них за то, что они находили это смешным, а также на себя за то, что не рассказала Картеру сразу. И я бесилась из-за того, что все это сводило меня с ума.

Да кого волнует то, что он испугался и, возможно, больше никогда с нами снова не заговорит? Не то чтобы мы что-то теряли. Гэвин же не знает, кто такой Картер. Как можно потерять что-то, чего никогда не имел?

Но я его имела. Буквально. И даже несмотря на то, что в свое время я облажалась, мне было прекрасно известно, что именно я потеряла. Он открылся мне за две недели, и я знала о нем намного больше, чем прежде. Я узнала, что он любит свою семью и больше всего на свете хочет завести свою. Что он трудоголик и готов на все ради тех, кого любит. Мне было приятно находиться с ним в одной комнате, видеть его улыбку, слышать его смех, чувствовать его руки и знать, что я не одна в этом сумасшедшем родительском статусе.

Вот блин! Я попала. Мне не все равно. Я хотела его в своей жизни, в жизни Гэвина. Я хотела, чтобы Гэвин знал своего отца, и мне хотелось, чтобы Картер знал, какого потрясающего маленького человечка он помог создать. Я мечтала проводить с ним больше времени, и желала, чтобы он узнал меня. Не мою демоверсию, которую я предоставила ему по телефону из страха выложить все про Гэвина, и не версию-фантазию с шоколадным запахом, за которую он держался все эти годы, а настоящую меня. Ту, которая отложила все свои мечты ради воспитания сына. Ту, которая повторила б все это снова, если бы это означало, что она получит Гэвина. Ту неидеальную сумасшедшую меня, которая делает поспешные выводы и бесится из-за самых рутинных вещей. И которая отдала бы все на свете, лишь бы вернуться на пять лет назад в то утро и остаться в объятиях парня, пахнувшего как сладкие булочки с корицей, и чьи поцелуи обжигали сильнее огня.

Остаток дня я вычищала дом сверху донизу. Верный признак того, что я на взводе. Ненавижу убираться.

Я стояла на четвереньках и выгребала из-под дивана разную дребедень: обертку от пирожка «Поп-тарт», леденец на палочке и поильник с чем-то, что когда-то было, видимо, молоком.

Боже ж ты мой, Гэвин не пил из поильника уже больше года.

– Мамочка, к нам придут на вечеринку?

– Нет, у нас не будет вечеринки, а что? – спросила я, подняв два пенса, никель и четыре пустых обертки от фруктового снека.

– Ну, ты убираешься только тогда, когда к нам приходят гости.

Я вылезла из-под дивана и села на корточки.

– Я убираюсь не только перед приходом гостей, – заспорила я.

– А вот и да.

– А вот и нет.

– Да-да.

– Нет-нет.

– А вот и да.

Аааааа! Я ввязалась в спор с четырехлеткой.

– Гэвин, хватит! – прикрикнула на него я. – Иди и наведи порядок у себя в комнате.

– Черт возьми, – пробормотал он.

– Что ты только что сказал? – спросила я строгим голосом.

– Я люблю тебя, мамочка, – произнес он с улыбкой, а потом меня обнял.

Проклятье. Я тряпка.

За день три звонка от Лиз и один от отца были отправлены в игнор. Голосовые сообщения Лиз были ой как предсказуемы.

«Не дури. Позвони мне.»

«Еще не достала палку из своей задницы?»

«...О, ДА! Сильнее, Джим! О, черт, да...»

Эта сучка набирала меня своей задницей, пока занималась сексом с Джимом.

Голосовое сообщение от папы демонстрировало всю глубину его тревоги за мое состояние.