Соблазн цвета лайма

– Я хочу знать насколько тебе было с ним приятно, – отчетливо выплевывая фразы произносит мне в самые губы.

И под возмущенный вскрик закрывает мой рот поцелуем. Грубо. Жестко. Против воли. Совсем не так как у фонтана. Оставляя легкие прикусы, он будто хочет наказать, показать свою власть надо мной. И я просто задыхаюсь от напора, открываясь для вторжения языка, заполняющего меня резкими толчками.

Его руки с моих плеч перетекают ниже. Через тонкую ткань чувствую каждое движение пальцев. Дрожь от страха и обжигающих волн – все смешалось, закрутилось, понеслось. И когда он ладонями накрывает мою грудь, сама не замечаю, как цепляюсь за шею близкого и… совсем незнакомого захватчика.

Бой в голове сбивается под частым стуком сердца. Кружится в голове и наваждение меня затягивает в омут. Теряется связь, зачем мы здесь стоим и почему, взрываясь в неподвластное желание. Хочу еще! Под мой сорванный стон, я слышу его прерывистый выдох. Сама не даю разорвать нашу связь, отвечая ему с той же жаждой, снова и снова сплетаясь языками, губами, руками, частым дыханием.

Наш поцелуй нельзя назвать точкой, и даже запятой. Восклицательные знаки, многоточия и волны, волны, которые пронизывают тугими струями низ живота, заставляя тереться, изгибаться, стонать. Желать продолжения. С покорностью встречать блуждание пальцев под платьем, и вскрикнуть от нажима на вершинки груди.

Слишком остром, сложно терпеть, и еще труднее остановиться.

– Дан, Дан, Дан, – не смея просить в открытую того, чего сама же боюсь, шепчу его имя.

Он поймет, он знает, он чувствует меня как никто.

Я все еще вишу на нем, когда Дан медленно и тяжело дыша отстраняется. Взгляд все так же прищурен. Черные как уголь глаза сверкают в тусклом полумраке диким огнем. Он поправляет на мне одежду, не удерживая ничем. Только уже не сбегаю. Смотреть стыдно, бекон я жарю, но лицо отдыхает по сравнению с пожаром «внизу», ноги до сих пор дрожат, и сердце трепыхается под платьем.

– Тебе с ним так же было? – от неуемных впечатлений плохо соображаю, о чем речь. С кем? Когда? Такое ведь произошло впервые. Объяснение не заставляет себя долго ждать: – Поцелуй с Генкой тебя тоже настолько распылил? Или получилось зайти дальше? Попробовать с пре…

Тыдыщ… Не дослушиваю. Бью наотмашь звонкую пощечину по лицу, к которому минуту назад прижималась, вдыхала один воздух на двоих, и хотела раствориться.

– Генри тебя в миллион пикселей лучше во всем! – выкрикиваю наглому недобратцу и влетаю в свою комнату.

Пусть только войдет, и я за себя не ручаюсь. Хватаю вазу со стола. Под звук удаляющихся шагов, ставлю обратно на место.

Вот же гад! Озабоченный деспот. Грубиян каких свет не видывал. И я тоже недалеко ушла, чуть сама не разделась и не запрыгнула на него сверху.

После фонтана смогла себя обнажить, что так и надо, так и происходит. Ну не могу же я гореть от поцелуев с любым? С Генри так вообще буду скорей переживать, чтобы выглядеть красиво и пристойно, чем проживать бушующую бурю, которую способен вызвать тот, кого и видеть больше не хочу.

Хватит уже думать телом и листать свое прошлое, копаться в ощущениях. Мои мозги, они же пиксели, настроены на серьезную волну.

А кто у нас самый подходящий на серьезную роль в моей жизни?

Думать вообще не надо.

Будто увидев меня на расстоянии «серьезность» дает о себе знать.

«Как твои дела, Ника? Я уже дома и вспоминаю о тебе».

Читаю сообщение, смахивая слезы обиды.

Ты не один, Генри.

Знал бы ты причину, по которой тебя здесь вспоминали…

Глава 37

Дан

Нервно расшатываю чашку с кофе, выплескивая коричневую жидкость на белую скатерть. Что тут нормально объяснять, если о нормальности речи не шло изначально.

– Ничем Генку не проймешь, – продолжаю делиться с Глебом во время ланча в ближайшей от мотосалона пиццерии. – Уже и платье с жуками думал спугнет. Не фига! Ника в ресторане ела смешно, я как раз занял место неподалеку в укрытии за декоративной пальмой. Опять раскультурный жук ничего не заметил. Да еще и в машине к ней приставал. Скотина!

– А почему думаешь он, а не она приставала? – переспрашивает Глеб как, между прочим, помешивая сахар в чашке.

– Ника? Не-е-ет… она не могла, – сам себе думаю, что с этой стороны не смотрел, и верить не хочется, – Преследовать могла, а нападать, то вряд ли. До Летучей мыши ей далеко.

Есть все же польза от гонщицы, помимо моего скорого пополнения в эксклюзивах. Нику задевает мышь рядом со мной, и я считаю, что неспроста.

– Окей, Ника не при чем, – соглашается Глеб, – Во всем мания преследования Генки виновата. Она сама же сказала, что с ним понравилось. Ты-то чего бесишься, когда в запасе голодная Летучая мышь имеется?

Чего-чего! Повод есть!

– Навозному жуку ее не отдам! Хрен ему, а не Ника, – поднимаю вверх средний палец посреди пиццерии, – Неважно, что она не только моя месячная сестра, а и его. Все равно не получит ее хитрожопый гад.

– Жуку не отдашь. Понял, – кивает Глеб, – А кому отдашь? Мне?

Впервые захотелось друга треснуть, причем кулаком и прямо в морду.