Соблазн в шелках

– Временами могла кого угодно довести, до белого каления, но, наверное, все дети таковы. – Гай помедлил… – Забавно, какие мелочи сохраняются в памяти… У нее была книга детских стишков, которую мы без конца перечитывали. Некоторые стихи ее очень расстраивали, особенно, стишок о старой голодной собаке Матушки Хабборт. В конце концов мне пришлось нарисовать в книге две косточки и приписать без позволения автора другую концовку.

– Что это был за стишок?

– Я теперь не помню.

Враль.

– Постарайся вспомнить. Я напомню начало.

Старая Матушка Хабборт
заглянула в кухонный шкаф,
где хранилась косточка для бедной собачки.
Но как ни грустно,
в шкафу было пусто,
и осталась голодной собачка.

Она взглянула на него, ожидая продолжения. Смущенно улыбнувшись, Гай продолжил:

В магазин сходила Матушка Хабборт
и купила свиные котлетки.
Угостила собачку,
а собачка вильнула хвостом
и сказала: «Ох, как вкусненько».

Клодия рассмеялась.

– Литературным шедевром это, конечно, не назовешь, но цель была достигнута: Аннушка успокоилась, – продолжал он. – Правда, после этого она усвоила, что позволительно что угодно писать и рисовать в книгах.

Важно было начать, а потом его уже не нужно было понукать. Он рассказал ей о том, как они отдыхали у моря, где он учил Аннушку плавать; о том, как он учил ее кататься на лыжах и как она его поначалу оскандалила.

Принесли шоколад и сандвичи, и Гай, хотя и утверждал, что; не хочет есть, съел гораздо больше, чем она. Однако он по-прежнему время от времени посматривал на часы.

Клодия молила Бога, чтобы Гаю удалось поспать и хотя бы на короткое время позабыть о своих страхах. Если бы он сейчас просто закрыл глаза…

В конце концов она пустилась на маленькую хитрость.

– Мне надо в туалет, – сказала она и, тихо закрыв за собой дверь, несколько минут сидела на краешке ванны. Потом спустила воду, на минуту открыла кран и очень осторожно вернулась в комнату.

Ее уловка сработала. Гай спал.

Она потихоньку, чтобы не разбудить его, прилегла на кровать. Часы доказывали 6.40.

О Боже, пусть она вернется поскорее. Пусть с ней все будет, в порядке. Пусть с ней не случится ничего хуже головной боли с похмелья.

Она не собиралась засыпать, но удерживать, открытыми отяжелевшие веки становилось все труднее. Когда наконец зазвонил телефон, Клодия сразу же проснулась.

– Да?

Гай тоже проснулся и насторожился.

– Большое спасибо, – сказала она в трубку, почувствовав безмерное облегчение. – Да, я передам ему. Аннушка поднимается на третий этаж, – сказала она, обращаясь к Гаю.

Он на секунду закрыл глаза, как будто без слов возблагодарил небо, хотя едва ли умел делать это. Потом метнулся к двери.

– Я ее убью!

– Гай!

Бесполезно. Он выскочил в коридор, оставив дверь нараспашку, а Клодия в напряженном ожидании осталась сидеть на кровати.

Не прошло и секунды, как она услышала его голос:

– Кто это такой, черт возьми? Где ты была?

Неужели? Клодия подкралась ближе к двери. Он стоял возле самой двери, откуда-то из глубины коридора послышался жалобный голосок:

– Папа, прошу тебя…

– Прошу прощения, сэр, – послышался чей-то голос с заметным американским акцентом. Тон был явно извиняющимся. – Она не предупредила меня, что ей не разрешили выходить. Мы были в яхт-клубе. Мои друзья собрались прогуляться на лодках вдоль побережья и пригласили нас. Мы должны были вернуться вчера к восьми часам вечера, но погода испортилась. Мы пытались выйти в море, но были вынуждены вернуться. Для легких катеров волна была слишком высокой. Нам всем пришлось заночевать на берегу. Я еще раз приношу свои извинения, сэр. – Последовала короткая пауза. – Я пришел сюда с ней, чтобы все объяснить. Она боялась, что вы очень сильно рассердитесь.

В этом он был прав.

Гай заговорил более спокойным тоном:

– Не смотрите на меня с таким испугом, я не собираюсь драться. Вы хорошо поступили, что пришли объясниться, а теперь вам лучше исчезнуть.

– Понял, сэр, – с явным облегчением отозвался паренек. – Увидимся, Аннушка.

– Пока, Сэмми.

Последовало короткое молчание, пока Сэмми вызывал лифт, благодаря Всевышнего, что удалось убраться подобру-поздорову от разъяренного папаши, потом Гай произнес:

– Ну?

– Ради Бога, не начинай. – Теперь, когда худшее осталось позади, жалобная интонация напрочь исчезла из тона Аннушки. – Я почти не спала всю ночь, устала, и мне нужно поскорее принять душ. Разве обязательно было разговаривать с ним подобным тоном? Его отец – большая шишка в Ливане, а он в следующем году поступает в школу бизнеса в Гарварде.

– Да пусть он будет хоть сам Ага Хан, мне безразлично, – заорал Гай. – Ты понятия не имеешь о том, как я беспокоился! Думаешь, я спал?

– Нет, потому что ты сам задаешь этот вопрос. Но могу догадаться, чем ты занимался, потому что вышел сам знаешь из чьей комнаты.