Соблазненная инопланетным воином

Я ненавижу, когда люди отвечают вопросом на вопрос. Дексар, кажется, читает мои мысли, потому что на его щеке появляется ямочка.

— Да, — говорю я, и он откидывается назад, пробегая по мне взглядом.

Я откусываю кусочек какой-то зелени. Они приготовлены в пикантном соусе, и я тут же откусываю еще кусочек. Ням.

— Мне нравится смотреть, как ты ешь, — говорит он.

Насколько я знаю мужчин и насколько хорошо умею предсказывать их поведение, этот человек для меня полная загадка.

Ученый во мне хочет понять его.

Женщина во мне просто хочет его.

Мы говорили об этом, Алексис.

— Почему я на самом деле здесь? — спрашиваю я.

Дексар делает глоток своего напитка, и я пытаюсь не обращать внимания на то, как двигаются мышцы его горла, когда он глотает.

— Я же сказал. Я хочу, чтобы ты была там, где я могу тебя видеть.

— Ты даже не знаешь меня.

Он снова пожимает плечами.

— Мы начнем узнавать друг друга, не так ли?

Я пробую другой подход.

— Одна из женщин сказала: «Мы долго тебя ждали».

Катай смотрит мне прямо в лицо.

— Понятия не имею, о чем ты.

Я уверена, что он лжет, но не знаю почему.

Я смотрю на него в ответ.

— Я тебе не верю.

— Зачем мне тебе лгать?

— Не знаю. Это ты мне скажи.

Я стискиваю зубы, а затем заставляю себя сесть и откусить еще кусочек. Мясо нежное и прекрасно приготовленное, и я стараюсь не обращать внимания на его взгляд, когда ем.

По какой-то причине я никак не могу найти в себе силы кокетничать с этим мужчиной по принципу «масло во рту не растает». Что-то подсказывает мне, что он не поверит, даже если я попытаюсь.

— Что ты думаешь об этой планете?

Смена темы не совсем гладкая, но он явно не собирается давать мне никакой информации о том, почему он хочет, чтобы я была здесь.

Я пожимаю плечами, передразнивая его, и он улыбается, сверкнув зубами.

— Все… в норме. Она очень отличается от Земли.

— Чем отличается?

Следующие несколько минут я объясняю, как устроена моя планета. Катай, похоже, никак не может примириться с понятием демократии, отмахиваясь от этой идеи взмахом руки.

Я, прищурившись, смотрю на него.

— Сколько людей принадлежит к этому племени?

— Восемьдесят две тысячи шестьсот семьдесят один. Семьдесят два, — исправляется он с улыбкой. — Верис только что приветствовал появление на свет сына.

Я стараюсь не обращать внимания на то, что он точно знает, сколько людей в его племени до последнего новорожденного.

— Почему ты так уверен, что именно ты должен править столькими людьми?

— Мой отец правил, а его отец правил другим племенем до него, — его тон меняется при упоминании другого племени, предупреждая меня не развивать эту тему.

— Значит, только потому, что ты сын короля племени, ты считаешь, что обладаешь уникальной способностью решать, что лучше для стольких людей?

Он наклоняет голову.

— Да. Меня учили думать о том, что лучше для моего народа, поскольку я был достаточно взрослым, чтобы понимать, кем был мой отец. При моем правлении это племя укрепилось, и никто не посмеет напасть на нас. Мой народ счастлив.

Высокомерие обволакивает его слова, как мед, и я поднимаю бровь, но ничего не говорю.

Это, кажется, расстраивает его, потому что он хмурится, наклоняясь вперед.

— Кто принимает решения о том, какие действия лучше для людей на твоей планете?

Никогда бы не подумала, что буду объяснять концепцию демократии королю племени на варварской планете. Я пощипываю себя за бедро под столом.

Ага, определенно я не сплю.

— Люди выбирают лидеров, которым доверяют принимать за них решения. Они голосуют за то, что хотят.

— Голосуют.

Я смеюсь, когда Дексар искажает слово по-английски. Очевидно, переводчик в его ухе не сработал. В браксийском языке нет слова для этого понятия.

Он наклоняется ближе, медленно улыбаясь мне.

— Сделай так еще раз, — шепчет он.

— Что сделать? — мой голос хриплый. Эта его улыбка…

— Рассмеяться.

Я смотрю на него, сбитая с толку, и мы молчим в течение долгого времени.

— Я хочу иметь возможность самостоятельно ходить по лагерю, — говорю я, и его лицо застывает. Любой намек на юмор покидает его глаза, и он становится безжалостным катаем, который вел переговоры о моей несвободе.

— Нет.

— Почему нет?

— Это слишком опасно.

Я делаю глубокий вдох. Крик на него просто сотрет все мои достижения за время этого разговора. Дексар, очевидно, видит во мне своего рода козырную карту. Мне нужно дать ему понять, что я женщина.

— Почему это может быть опасно? — спрашиваю я, искренне смутившись и запутавшись.

Он смотрит на мою пустую тарелку.

— Если ты закончила есть, мне нужно встретиться со своим советом.

Вот и все. Я отодвигаю стул и встаю.

— Почему ты не воспринимаешь всерьез мою просьбу?

— А почему ты чувствуешь необходимость бродить по этому лагерю без охраны?

Я открываю рот, не зная, что именно сказать, и он смеется, но звук резкий.

— Ты думала, что Ровакс не расскажет мне о твоих вопросах? — спрашивает он.

— Каких вопросах?