Соблазнённый (ЛП)

Тогда мне было так больно. Я была привязана к нему, а он сказал, что я ему надоела. После той душевной травмы я решила никогда больше не подвергать себя такой уязвимости. Я провела два года в колледже, отказываясь от любых ухаживаний, и просто сосредоточилась на учебе.

Доминик другой. Я сомневаюсь, что он предложит мне какие-либо отношения. Я смотрю в зеркало напротив кладовки. Мои щеки раскраснелись, а в зеленых глазах, которые я унаследовала от папы, сияет улыбка.

После двух недель, проведенных в Лондоне, я наконец-то нашла свое приключение.

Я так взволнована и немного напугана тем, что может сделать со мной Доминик.

Место, в котором Доминик попросил меня встретиться с ним, — это подпольный бар при отеле. Зданию, похоже, несколько десятков лет, и я рада, что это не один из тех нелепо дорогих отелей. Но и дешевым его тоже не назовешь — так, золотая середина.

Я не могу не задаться вопросом, почему он выбрал именно это место. Неужели для того, чтобы я чувствовала себя более непринужденно, а значит, он мог заставить меня согласиться на все?

Для этого ему не нужна обстановка. Его личность достаточно властная.

Я опускаюсь на табурет у барной стойки и заказываю кофе. На работе я пролила сок на свои шорты, поэтому переоделась в джинсовую юбку до середины бедра. Мне всегда нравилось носить короткие вещи. Наверное, это влияние мамы. Она говорит, что мои ноги слишком стройные и красивые, стыдно их прятать.

На моем лице нет ни капли косметики. Я никогда этим не увлекалась и не собираюсь начинать ради Доминика.

Я уже пообедала, так что он не будет чувствовать себя обязанным угощать меня. В любом случае я здесь не ради еды. Чем быстрее мы перейдем к тому, что он хочет, тем лучше.

А я убеждена, что он чего-то хочет. Такие, как он, всегда хотят.

У меня смена через два часа, так что это хороший повод сбежать.

Моя защита готова. Осталось только дождаться его хода. От одной мысли об этом у меня захватывает дух.

Это чувство похоже на то, когда я играла в шахматы с папой. У него мощный стратегический ум, и предугадать его следующий ход практически невозможно. Однако я все равно испытывала волнение и азарт каждый раз, когда пыталась его прочесть.

Если бы я не сбежала из дома, папа бы так гордился мной, если бы узнал, что я обнаружила социопата. Только… ну, он учил меня читать людей только для того, чтобы я избегала типов Доминика, а не зацикливалась на них.

Бармен, который выглядит ненамного старше меня, улыбается, ставя передо мной чашку кофе. Надо отдать должное британцам — в их пабах есть кофе. Это одна из лучших вещей, которые они когда-либо делали.

— Спасибо. — Обе мои руки обхватывают чашку, и ее тепло проникает прямо в мои кости. Было бы лучше, если бы у меня была с собой моя любимая кружка, но да ладно.

— Француженка? — спрашивает бармен, протирая стакан. У него мальчишеские черты лица и высокое телосложение. Несколько этнических татуировок выглядывают из-под рукавов его футболки. Я всегда испытывала слабость к татуировкам.

— Да. — Я делаю глоток кофе и подавляю стон. Это лучший напиток, который когда-либо изобретали люди. Не знаю, почему они предпочитают алкоголь этому раю. В нем есть странный привкус. Он не плохой, просто немного странный. Наверное, это какое-то фирменное блюдо этого заведения.

— Что привело вас в Лондон? — бармен продолжает разговор со мной. Здесь пусто. Есть только пара, тихо разговаривающая за дальним столиком, и мужчина азиатской внешности, который пьет пиво и вздыхает.

— Вы наполовину британка? — спрашивает он.

— Почему вы так думаете?

— У вас нет трагического акцента, как у большинства французов, которые приезжают сюда.

— Эй! — я не могу не чувствовать себя защитницей, хотя и сохраняю легкий тон, с которым он обратился ко мне. — У британцев тоже ужасный французский акцент.

— Touché (с фр. Туше), милая, — он смеется. — Так вы наполовину британка?

— Нет. Я наполовину арабка. — Я делаю еще один глоток кофе. — Моя мать — северо-африканка из Марокко.

Он приподнимает бровь, и его взгляд пробегает по моим светлым волосам, зеленым глазам и бледному цвету лица.

— У вас нет арабских черт, милая.

— Знаете, не у всех арабов оливковая кожа. — Хотела бы я иметь такую. Никакое лежание на пляже не смогло дать мне загар. — Моя мать — европейка. Большинство членов ее семьи родились и выросли во Франции.

Я вздыхаю. Если бы только у нас была семья, которую я могла бы навестить в Касабланке.

Прожив всю жизнь в Марселе, я могу свести с ума кого угодно.

— Надеюсь, Лондон вам по душе? — спрашивает бармен с блеском в своих ярко-голубых глазах. Затем смотрит мне за спину. Его улыбка исчезает, а брови сходятся вместе.

Волоски на шее встают дыбом. Странное чувство проникает под кожу, образуя мурашки. Я проглатываю полный рот кофе. Даже не оглядываясь назад, я знаю. Я просто знаю, что Доминик прибыл.

Общительный бармен кивает и уходит на другую сторону барной стойки.