Соблазнитель

Ингрид не пугал мир проституток и альфонсов, а также пойманных в парках извращенцев. В этом мире любовь и в самом деле лишь товар, который не все любят покупать. К примеру, для нее такой товар мог вовсе не существовать, так же как она не любила пить сидр за деревянными столами в ресторанчике в ее родном Заксенхаузене или не терпела «Brezelbuben»[45] и знаменитые frankfurter Wьrstchen[46].

В ее обязанности входила забота о том, чтобы товаром, который называется любовью, торговали в соответствующих гигиенических условиях и честно, то есть без посредников и без обкрадывания клиентов. В сущности, она искренне сочувствовала проституткам, которые за деньги должны были делать вещи, вызывающие у нее только тошноту, но разве не такой же отвратительной казалась ей работа судебного медика, хотя эту работу вынуждены были выполнять люди, которых Ингрид знала и считала очень симпатичными. Ингрид никогда не носила с собой оружия, несмотря на то, что ей довольно часто приходилось целые ночи проводить на улицах и в подозрительных забегаловках. Некоторых проституток и сутенеров она знала по имени и фамилии, слушала их излияния, помнила их замысловатые псевдонимы. Хрупкая, изящная, всегда одетая подчеркнуто элегантно, в легких туфельках и тоненьких колготках, она иногда в полночь подходила к болтающемуся у гостиницы огромному, как горилла, сутенеру и говорила: «Вы снова здесь, господин Бергер? А вы ведь мне обещали». И здоровенный мужик с бычьей шеей и кулаками размером с буханку хлеба кланялся ей и как мог выкручивался: «Я здесь приятеля жду. Честное слово, приятеля, милостивая госпожа». Ингрид не любила своей пустой квартиры, поэтому почти поселилась в префектуре, на что обратило внимание ее начальство. Вскоре ее назначили руководителем сектора в престижном районе в Ромерберге.

Больше всего проблем, как правило, было во время работы знаменитой книжной ярмарки, когда во Франкфурт съезжались сотни высокооплачиваемых проституток со всей страны, а также из Австрии и Франции. Почти все ночи Ингрид приходилось ездить по разного рода притонам и домам свиданий, разыскивая тех людей, описание которых ей дал ограбленный в гостинице иностранец. Когда ярмарка кончалась, Ингрид обычно была измотана физически и морально. Она страдала бессонницей. У нее болело сердце и постоянно кружилась голова. «Вам надо отдохнуть», – постоянно повторял ей полицейский врач. В конце концов Ингрид решила взять отпуск и куда-нибудь уехать. В то время самой дешевой была Испания.

На протяжении нескольких дней Ингрид лежала на пляже совсем одна. С собой она брала одеяло, книгу и большую шляпу от солнца. Как-то раз после обеда недалеко от нее расположился приличный на вид мужчина. Ему было лет сорок с небольшим; он был худым и загорелым.

* * *

Ко мне приехал Петр на своем старом «BMW», поскольку дороги уже подсохли, хотя на полях все еще лежал снег.

– Дело плохо, – сказал он. – Твоя первая серия нам показалась неудачной. Наш завлит заявил, что ты прислал в студию «расписанный на голоса случай из клиники половых неврозов». Нам нужна обычная, нормальная женщина, такая, каких тысячи живут среди нас.

Я пожал плечами.

– Такую обычную женщину, как ты говоришь, просто нельзя соблазнить и ее не надо учить любви. Если она счастлива со своим мужем или любовником, то на кой ей еще один мужчина? Другое дело, если ей скучно со своим партнером, если он ее обвиняет в холодности, а женщина знает, что это его вина…

– Вот именно. А ты лезешь со своей патологией. Кому это нужно? Пусть твои женщины идут лечиться к сексологу или к психиатру. Мы собираемся создавать настоящее искусство, показывать простые истории…

– Не знаю, существуют ли простые истории…

– Кроме того, завлит утверждает, что содержание психологически неправдоподобно. Это заключенное ими пари, и вообще все несколько грубовато.

– Возможно, – признался я. – Но я и не собирался Эвена делать идеальным человеком. Впрочем, мужчины иногда заключают такого рода пари, и на эту тему даже создано несколько неплохих книг и фильмов. Если хочешь, я могу их спор убрать. Останутся он и Рита.

– Прекрасно, – вздохнул Петр с облегчением. – Мы к тому же немного изменим фон и главного героя. Зачем нам эта Франция и всякое такое? Пусть все происходит в польских реалиях. Конечно, наш герой не может быть рабочим. Это будет человек свободной профессии или предприниматель. В чем-то немного подленький, немного свинья. Ведь не можем же мы показать, что простой нормальный гражданин поставил перед собой задачу сделать женщин счастливыми. Это неприлично с точки зрения нашей морали. Мы стоим на страже семьи. Он, она, иногда, в виде исключения, кто-то третий или третья…

– Но это противоречит всей концепции нашего героя!