– Эмма… – Люк умолк и помотал головой, теребя кружева на манжете ее ночной рубашки.
Эмма взглянула на него. Он, как всегда, был в рубашке (по правде говоря, она ни разу не видела его без рубашки) и в нижних штанах, а на колени натянул край простыни. С волнистыми темно-русыми волосами, падающими на плечи, с голубыми глазами, в рубашке с расстегнутым воротником, откуда выглядывал треугольник бледной плоти, он казался высеченным из мрамора.
Он был прекрасен, словно белокурый Адонис.
Боже, как она его хочет.
Эмма отвела взгляд.
– Мне не следовало делать этого вчера вечером, – сказал Люк.
Эмма вздернула подбородок, вызывающе посмотрела на него.
– Не следовало делать чего? Целовать меня или уходить потом?
– Целовать вас.
– А вы не заметили, что я не жаловалась?
– Заметил. Но вообще следовало бы.
Эмма упрямо качнула головой.
– Я отказываюсь в дальнейшем слушать эту чушь о несовместимости ангелов и демонов. И я вам уже говорила – я не ангел. Вы это и сами видели. Глупый предлог. Должно быть что-то еще.
– Вы так и не попросили, – мягко сказал он. – А я обещал, что не прикоснусь к вам, если вы не попросите. – Он крепче сжал ее пальцы.
– Еще один предлог, – отрезала Эмма. – Если бы я и попросила, это ничего не изменило бы. Вы бы все равно испугались. Все равно сбежали бы и утопили свои страхи в спиртном.
Он замер.
– Вы не понимаете, о чем говорите.
– Неужели?
Последовало долгое молчание. Затем он повернулся к ней и впился пылающим взглядом голубых глаз в ее лицо.
– Когда я говорил, что могу показать вам высоты наслаждения, я не шутил. И не шутил, когда говорил, что вознесу вас к этим высотам, если вы попросите. Но сейчас – и клянусь, это вовсе не предлог! – я без тени сомнения понял, что вы слишком хороши для такого, как я. Вначале я этого не понимал, но теперь знаю.
– Вы сведете меня с ума, – вот все, что Эмма смогла выдавить в ответ. Потому что никто в англоговорящем мире не мог бы сказать, что Эмма Кертис слишком хороша для Лукаса Хокинза. Правда заключалась в том, что по социальному положению она была куда ниже, чем он. Он – сын одного из самых знатных семейств Англии и обеими ногами прочно стоит на самой верхней ступеньке социальной лестницы.
И наоборот, деньги ее семьи нуворишей – когда у них еще были деньги, – зарабатывались торговлей, и светское общество смотрело на них свысока. За все, что имела ее семья – от принятия девочек в элитный пансион в Хемпшире до двух светских сезонов в Лондоне, – им приходилось бороться, выцарапывать это из-под их задранных носов, несмотря на высокомерные отказы.
Эмма вырвала руку и встала, направившись к одежде. Нужно идти. Сегодня важный день.
Но Люк ее остановил. Он подошел сзади и, положив руки ей на плечи, повернул к себе лицом.
– Выслушай меня, Эм. Я пытаюсь объяснить. Прояви терпение, ведь мне это совсем непросто.
Она застыла, глядя ему в лицо – на небритые щеки, прямой, аристократический нос, пылающие голубые глаза, напряженно смотрящие на нее, – и ничего не говорила. Она ждала. Возможно, ему она казалась собранной и спокойной, но внутри у нее все бушевало.
– Ты заслуживаешь доброты, – произнес Люк наконец.
Эмма хмыкнула. Доброты?
– Заслуживаешь чуткости и заботы.
– Боже правый, Люк…
Он прижал палец к ее губам, не дав договорить. А она всего лишь хотела сказать, что за прошлую неделю он проявил по отношению к ней больше чуткости и заботы, чем остальные за всю ее жизнь.
– Ничего этого я тебе дать не могу.
– Да, вы…
На этот раз он закрыл ей рот ладонью, а другой рукой обвил ее за талию и притянул к себе, пригвоздив к месту, так что она не смогла бы отпрянуть, даже если захотела бы.
– Дай… мне… договорить.
Эмма стиснула зубы, но позволила Люку говорить, хотя ему потребовалось несколько секунд, чтобы снова собраться с мыслями.
– Ты красивая леди и заслуживаешь того, кто сможет дать тебе все это и даже больше. Ты умна и напориста, и если решишь, то сможешь добиться в жизни всего, чего захочешь. Ты женщина, которая заслуживает постоянства и стабильности. – Он пожал плечами. – Но еще ты очень наивна.
Эмма попыталась что-то возразить, но его ладонь крепче прижалась к ее рту.
– Ты просто не понимаешь, что я за человек.
Эмма прищурилась – она понимала больше, чем он думал.
– Я не тот мужчина, который может предложить женщине постоянство. Я не могу дать тебе ничего из того, в чем ты нуждаешься. И… – Тут он глубоко вздохнул, и его широкая грудь, прикрытая рубашкой, поднялась и опустилась, – мои вкусы в спальне не совпадают с твоими.
Как, ради всего святого, он может знать что-то о ее вкусах в спальне? Эмма и сама-то о них толком ничего не знала. Медленно, осторожно он убрал руку от ее губ, и едва сделал это, как Эмма рявкнула:
– И каковы ваши вкусы в спальне, милорд, уточните!
Он прищурился. Рука, обвивавшая ее талию, как стальная лента, даже не дрогнула.
– Хотите услышать подробности?
– Да! – Она тоже прищурилась.
Люк склонил голову набок, посмотрел ей в глаза, словно пытался проникнуть под кожу и разглядеть, что там прячется.
Затем он потупился.
– Эм, ты в самом деле хочешь заставить меня говорить об этом?