Соблазнительные изгибы

С трудом затаскиваю себя на водительское сиденье. Не уверен, что именно сейчас произошло, но очевидно: что-то не так.

Она держится на расстоянии, отталкивает меня. В чем дело? Что ею движет?

Она…

Я…

Отчаяние снова сменяется гневом, который утихает, только когда я подъезжаю к дому тренера – двухэтажному коттеджу в паре кварталов от кампуса.

На парковке стоит несколько машин, но это меня мало волнует. Начинаю колошматить кулаком в дверь. Он открывает не сразу, а когда открывает, через его плечо вижу членов тренерского совета: они сидят за карточным столом, дым сигар заполняет все вокруг.

– Почему вы убрали меня из расписания Мейер?

Рид выходит и закрывает за собой дверь.

– Сынок…

– Почему ты, ублюдок, вычеркнул меня из ее расписания? Заставь ее уделить мне время!

– Сначала успокойся.

– Не могу! Верни ее мне!

Он хмурится все сильнее.

– Вернуть тебе… Сынок, она была твоим репетитором, не более.

Не оставив шанса для каких-либо раздумий, въезжаю кулаком в челюсть тренера. Раздается хруст, его голова резко поворачивается в сторону. Отшатываюсь назад, и лицо немеет от ужаса.

– Тренер, я…

Он отходит, бросая:

– Иди домой.

– Мать твою! – кричу я, схватившись за волосы. Потом извиняюсь: – Простите. Я не хотел.

– Сказал же, иди домой. Не появляйся мне на глаза до завтрашнего дня, – говорит он, сплевывая кровь.

– Да, тренер.

Во мне разрастается знакомое чувство, виски начинают пульсировать, тело становится свинцовым.

Сраное сожаление – вот что я испытываю.

⁂

Мяч со свистом вылетает из руки, и Эчо коленом скользит по земле, пытаясь заработать нам очко.

– Штрафной! – кричит судья.

Эчо возвращает мяч на питчерскую горку, ударяя сильнее обычного, но я не обращаю внимания.

Сжав челюсть, выкидываю левую ногу вперед и наклоняюсь так, чтобы плечи были параллельны колену. Перед подачей смотрю по сторонам, давая понять ублюдкам на первой и третьей базах, что не забыл о них.

Эчо намекает на кёрвбол, но я отмахиваюсь от этого варианта, потому что намерен сделать другое.

Фастбол.

Глубоко вдохнув, замахиваюсь и бросаю, но на этот раз перчатка Эчо встречается с землей.

Слишком низко.

Дерьмо!

Стиснув зубы и размяв шею, настраиваюсь снова.

Эчо пытается раскрутить меня на кёрвбол, но я вновь мотаю головой, и его лицо напрягается. Он злится, но мне насрать. Мой мяч. Моя игра. Моя подача.

Со свистом отправляю третий мяч. Неудача. Судья показывает, что бросок не засчитывается, и на базу идет один из ублюдков.

Впервые в сезоне зарабатываю вок[42]. Голос в голове надрывается от крика, но внешне стараюсь держаться, просто выхожу за пределы поля, указывая на не в меру жирного чмошника.

Это еще не конец. Не сегодня.

Соперник мотает головой, я поворачиваюсь и вижу тренера.

Этого еще не хватало!

Он подходит ко мне, и наши напряженные взгляды встречаются.

– Проблемы?

– Нет.

– Уверен? Потому что…

– Справлюсь. Дайте мне закончить, тренер.

– Все базы заняты. У тебя есть один шанс.

– Сам знаю.

Он набирает побольше воздуха, чтобы гавкнуть, но тут же осознает, что вокруг камеры, и быстро кивает.

– Работай, сынок.

Размяв плечи, поправляю бейсболку, окидываю взглядом поле и сосредотачиваюсь на Эчо. Тот кивает, надевает перчатку и встает на позицию. Я делаю то же самое.

Они нам не соперники, точняк. У парнишки из Кентукки средний показатель отбивания как у дошкольника. Осадить его проще простого.

Эчо опускает два пальца – знак, что снова просит крученый. Киваю.

Кёрвбол.

Посылаю мяч, но в ту же секунду, как он слетает с ладони, я уже знаю, что облажался. С отвращением наблюдаю, как сопляк концентрируется. Соприкосновение биты и мяча происходит в чертовски ненужное время. Замах бэттера тверд, пацан легко отбивает подачу… и мяч перелетает ограждение.

Гребаный гранд-слэм[43].

Бросаю перчатку в грязь и со злостью отпинываю, пока придурки огибают все базы и возвращаются в «дом».

Подходит Эчо, но я отворачиваюсь, и он тянет меня за воротник.

Не знаю, зачем пихаю его так сильно, но он отшатывается назад. Подлетает судья и кричит что-то, но я не слушаю. В ушах звенит, солнце слепит, и следующее, что я помню, как беру судью за грудки и швыряю на землю.

Все тренеры и команда на поле, и я прекрасно понимаю, что будет дальше.

Судья подает сигнал о моей дисквалификации.

Рид хватает меня за футболку, но я вырываюсь, не в состоянии посмотреть на него, и бегу к выходу. В раздевалке сбрасываю одежду, а бейсболка уже давно неизвестно где. Обессилев, падаю на колени. Срываюсь на крик, затем поднимаюсь и сдираю со стен дерьмовые постеры. Швыряю все, что попадает под руку, наслаждаясь грохотом и лязгом металла, но шум этот недостаточно громкий, чтобы заглушить боль.

Сука, вся жизнь будто перевернулась вверх дном.

Опустошение – это то, чего я никогда не хотел почувствовать, но чувствую прямо сейчас. Это стократ хуже, чем когда родители отвернулись от меня в выпускном классе. Хуже, чем понимание того, что я никогда не смогу затмить брата в их глазах. Хуже того гребаного момента, когда я думал, что больше не выйду на поле в составе команды.