Соблазнительный дьявол (СИ)

Я стал таким жадным, чем больше времени я проводил с Блэр. Неужели я отдалил ее от мамы, монополизировав ее время? Я ублюдок. Ее мама очень важна для нее, я не должен делать ничего, что может нарушить эту связь.

Здоровье Мэйси пошатнулось с наступлением прохладной погоды.

Блэр кладет руку мне на ногу. — Нет, все в порядке. Я… — Ее взгляд устремлен на моих тетю и дядю. Я чувствую, что она не хочет признаваться им, что живет со мной, так как она колеблется. — Я позвоню тебе позже.

— Блэр, было очень приятно. Пожалуйста, возвращайся поскорее, хорошо? — Дядя Эд встает, чтобы обнять ее. Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами и я сдерживаю улыбку. Дядя Эд ласковый. — Всегда пожалуйста. Вы с Девлином должны приехать на следующей неделе.

Тетя Лотти вторит ему от прилавка.

Через несколько минут я сижу один за столом с тетей и дядей после того, как Лукас, Джемма и Блэр уходят.

Дядя Эд и тетя Лотти обмениваются говорящим взглядом. Она улыбается и тянется через стол, чтобы сжать мою руку.

— Она нам очень нравится.

— Ага, — соглашаюсь я, в горле пересохло и саднит.

Я не дал названия ни одному из этих чувств, которые распространяются через меня, переплетаясь с моими внутренностями, как живой организм. Это не сравнится с тем, что я чувствую, когда нахожусь рядом с ней. Нет способа остановить ее расцвет, нет способа вырезать ее, не убив мое сердце. Я должен жить с этим, каждую горько-сладкую секунду, пока она отдаляется от меня.

***

Сидеть с ними легко и удобно, пока это не так. Перемена происходит в доли секунды.

Мы успели съесть два разных пирога, посмеяться над историей о том, как Лукас потерялся в кампусе колледжа Оук-Ридж в первую неделю учебы.

И сразу становится слишком тяжело сидеть с дядей Эдом и тетей Лотти. Несмотря на то, что они — моя семья, ближе, чем мои собственные родители, я все еще не их сын.

Мама и папа не проводили со мной День благодарения или другие праздники уже много лет, с тех пор как мне исполнилось девять.

Именно в такие моменты их отсутствие жжет сильнее всего.

— Я должен идти. — Они смотрят на меня одинаково, с оттенком сочувствия. Я не хочу этого видеть. Потирая фантомную боль в груди, я придумываю оправдание. — Хочу быть там, когда Блэр вернется. Чтобы не пропустить ее звонок и узнать, что она благополучно добралась до дома.

— Хорошо, милый, — говорит тетя Лотти. — Но, пожалуйста, обещай, что скоро приедешь. Я беспокоюсь о тебе, ты совсем один в этом большом доме. Это неправильно. Ты знаешь, что можешь приходить и оставаться здесь, когда захочешь.

Она целует меня в макушку, прежде чем я встаю.

— Да. Спасибо, тетя Лотти.

Я желаю им спокойной ночи и иду домой с объедками, которые они нагрузили на меня. Там пусто, когда я прихожу туда и тяжесть одиночества давит на мои плечи.

Выпустив напряженный вздох, мне ничего не остается делать, как ждать возвращения Блэр. Положив на прилавок кусок пирога, который она рассматривала ранее, я опускаюсь на диван в гостиной, уставившись на то место, где я трахал ее, совершенно не сдерживаясь, давая волю монстру внутри.

И она приняла это.

Умоляла меня.

Она не смотрела на меня с отвращением, когда столкнулась с моим внутренним монстром, она раздвинула ноги шире и дала мне свои когти тоже.

Мое сердце раздражающе, нуждаясь, трепещет в груди. Я хватаюсь за переднюю часть своей рубашки.

Странно, что один человек может заставить тебя чувствовать так много. Блэр заставляет меня чувствовать ненависть, желание, гнев, похоть и что-то еще более опасное — любовь. Такую любовь, которая неизвестна, как звезда, которая коллапсирует сама на себя, образуя черную дыру. Ты не можешь удержаться, но тебя затягивает гравитационное притяжение. Любовь, которой не нужен свет, потому что она расцветает даже в самых темных глубинах.

Я не знаю, как сказать ей об этом. Не тогда, когда она закрылась от меня. Я не хочу обнажать свою потребность в ней, когда ее потребность не соответствует ей.

Она ускользает. Все, что я хочу сделать, это прижаться к ней покрепче. Но если я сделаю это, я только выдвину требования, которых не должен делать.

Если она так сильно хочет уйти, хорошо.

Я опираюсь локтями на бедра и опускаю лицо на ладони, массируя тупую боль в висках.

Когда она уедет, у нее будет мама, к которой она вернется домой. А у меня снова будет пустая тюремная камера по завышенной цене.

Укол ревности уступает место тоске, которую я душил. Она просачивается между трещинами в моих внутренних коробках, вырываясь на поверхность с такой силой, что я задыхаюсь. У меня сводит живот и болит грудь.

Я впиваюсь пальцами в кожу головы, пытаясь загнать ее обратно. Тоска отказывается возвращаться на место, и вместо этого пожирает меня, пока я жду, когда Блэр вернется ко мне.

Дверь открывается, и в коридоре зажигается свет и я поднимаю голову.

— Ты сидишь в темноте? — Блэр появляется из холла, отряхиваясь от угольного пико, которое она позаимствовала у меня. — Эмо-стереотип, да?

Я прочесываю пальцами свои волосы. — Наверное.

Блэр вскидывает брови. Ее макияж размазался, тушь под глазами высохла, словно потекла. Она плакала?