Собор

— Представь себе, для собственного дома, — архитектор чуть повернул голову и подмигнул управляющему. — Могу я и себе что-то сделать, а? Хочу вот дом еще немножко перестроить, реконструировать. Только не сейчас, а через год-два. Сейчас не до того. Надо начать интерьер.

Здесь Алексею не надо было спрашивать «какой», он знал, что когда его хозяин говорит не «купол того-то и того-то» или не «отделка такого-то здания», а просто «купол» или «отделка», то речь идет о соборе святого Исаакия.

— Да ведь ваш интерьер уже принят Комиссией и утвержден, — заметил Алеша. — Что вам он все покоя не дает?

Монферран повернулся в кресле всем корпусом и отложил кисточку.

— Сядь-ка рядом, не стой над головой… Что мне не дает покоя? А ты знаешь, какие именно теперь начнутся сложности и неприятности? Да уж начались! Сегодня я перед императором осрамился!

Алексей испугался:

— Опять поспорили с ним? Опять?

— Да, опять, мой милый, увы…

И Огюст, вдруг что-то вспомнив, расхохотался. Он долго хохотал, даже прослезился от смеха и, успокоившись, хлопнул Алексея по руке и начал рассказывать.

— Понимаешь, после принятия проекта, разумеется, стали обсуждать, кто будет выполнять заказы, кто сделает в соборе живописные работы — это прежде всего важно. Я написал свое мнение, предложил пригласить наших господ академиков. Пускай спасибо скажут! Ну а государю иностранцы больше нравятся, так он заявил, что надо позвать художников из Италии и Франции. Нет, каково, а? Будто мало своих! И вот сегодня я по его вызову был во дворце, и он опять приступил ко мне с этим своим намерением. Ведь вот-вот напишет свое «быть посему». Ну, я и раскипятился немного, не сдержался. И говорю ему, ты только послушай, что: «Государь, поймите: наши русские художники не хуже других напишут!» А весь разговор, как ты понимаешь, по-французски…

Алексей зажал рот ладонью, чтобы не рассмеяться еще громче хозяина.

— Т… Так и сказали «наши русские»? — выдохнул он.

— Ну да… Вижу, что император покраснел и смотрит на меня зло-презло. Так, думаю, вот теперь на дверь покажет — изволь ждать, пока гнев у него остынет. Но он вдруг хмыкнул и говорит мне, да так ехидно: «Добро же, мсье, пускай, пожалуй что, пишут ваши русские…» Стыд, да и только!

— Отчего же стыд? — продолжая смеяться, воскликнул Алеша. — Вот ему и стыдно стало. А вы сказали правильно. А кого же будете звать из художников?

Монферран стал загибать пальцы:

— Согласие пока дали оба брата Брюлловы, господин Васин, профессор Алексеев, профессор Шебуев. Неф, наверное, будет, государь любит его, да и мастер он отменный, дай бог, чтоб не отказался. Хотелось бы Бруни пригласить, да кто его знает? Дел я с ним не имел. Он больше живет за границей, чем в России. Говорят, капризуля, хуже меня! Но пишет так, что дрожь разбирает. Видел «Медного змия»? Ну и, само собою, Плюшара позову, приятель как-никак и француз — нельзя обидеть, хотя не знаю, как он поладит с такими монументальными работами. И еще надо человек пятнадцать звать. Там работы бог знает, на сколько лет… И сложного будет немало..

Тут он нахмурился и некоторое время молчал, отвернувшись.

— А что будет сложно? — спросил Алексей, уловив тревогу в голосе хозяина.

Архитектор досадливо махнул рукой, будто ему не хотелось отвечать, но тут же и передумал.

— Тебе скажу, ладно… Боюсь я этих росписей по штукатурке! Сыро внутри собора, холодно, стены влажнеют, зимой будут индеветь. Почти все русские храмы не отапливаются: хватает летнего тепла. А фрески и к морозу привычны, терпят. Но сухая штукатурка на свинцовом грунте — дело иное. Да и мрамор внутри будет страдать. Как я сразу не понял, не знаю… И никто не понял, никто ведь мне не сказал! Разрабатываем, конечно, систему отопления, но надо многое переделать внизу, так что можно будет установить эту систему лет этак через десять. А писать они начнут вот-вот! Не посыпется у них штукатурка-то, а?

— А что же делать? — растерялся Алексей.

— Ничего, — буркнул Монферран, — работать. Может быть, и ничего. Но в любом случае, — тут он упрямо тряхнул головой, — к любом случае, так или иначе, надо добиться прочности росписей. Пускай думают. Только о том, что я сказал сейчас, ты не вздумай…

— А вы меня не предупреждайте! — обиделся Алеша. — Не впервые, слава богу. С кем-нибудь вы уже об этом говорили?

— Ни с кем, — надменно отрезал Огюст. — И ни с кем говорить не буду. Прежде пожара воду не льют.

— А с кем же вы отопление придумываете? — поймал хозяина на слове управляющий.

— Пока что сам с собою.

И, сердито отвернувшись, архитектор снова взялся за соболью кисточку и наклонился над акварельным листом.

На следующее утро он сразу отправился на строительство. Совершив обычный обход, выслушав мастеров и просмотрев отчеты своих помощников, он направился к мастерским мраморщиков, но его остановил вывернувшийся точно из-под земли мастер Максим Салин.

— Август Августович! Постойте-ка. Доброе утро!

— Доброе утро, Максим Тихонович. Ну вы точно черт из табакерки! Что-нибудь случилось?

Мастер заулыбался. Его доброе, по-былинному красивое лицо приняло лукавое выражение.