Собор

Толпа разразилась хохотом. Монферран смеялся со всеми вместе, чувствуя, как жар разливается по его телу и приливает к щекам.

А в это время Максим Тихонович водрузил перед ним какой-то ящик и на него поставил картонную коробку:

— А это вот вам от меня ко дню рождения. Примите без обиды.

Огюст снял с коробки крышку. Под ней оказалась деревянная фигурка размером в полвершка. Он нагнулся, чтобы лучше ее разглядеть, и тут же, неистово расхохотавшись, едва не свалился с ног. На ящике стоял он сам, в любимой своей позе, чуть расставив ноги, наклонив на бок голову, отведя в сторону изящным и надменным жестом левую руку и опираясь ею на тонкую трость. Правая рука была приподнята, и на ладони, как на площадке, красовался крошечный собор, который он придирчиво рассматривал, немного скривив губы, нахмурив брови, сощурив глаза.

— А-ах, разбойник! — хохотал Огюст, вытирая платком слезы. — Ах, виртуоз, колдун! Убил! Без ножа зарезал! Ну и умница!

Потом он уже и сам не мог вспомнить, в какой момент руки рабочих подхватили его и, высоко подняв над головами, понесли в собор.

— Пустите! — хохоча, кричал им Монферран. — Пустите же, господа, это в конце концов неприлично! Кому я говорю!

Когда час спустя на строительство явился за поручениями Алексей, Огюст велел ему бежать поскорее домой и взять из его секретера все наличные деньги, что в нем были.

— Посчитай, чтобы всем было по полтине серебром, понял, всем рабочим и мастерам. Не хватит — лети в банк. И чтоб вскоре тут был!

Мастерам, смотрителям и помощникам художников он отдал распоряжение: получив деньги, отрядить посыльных от каждой артели за водкой и, распив ее за обедом, все работы немедленно прекратить.

— Отдыхайте сегодня, черти! — сказал он рабочим. — Раз уж вам пришла охота меня поздравлять…

Сам он, как всегда, проверил все сделанное накануне, спустился в подвал, чтобы взглянуть на установку калориферов, потом распрощался со всеми и вместе с Алексеем укатил в Академию, чтобы навестить мозаичные мастерские.

Домой он вернулся в шестом часу и увидел в гостиной две корзины с цветами и несколько разбросанных по столу конвертов.

— Цветы от Академии и от Комиссии построения, — пояснила Элиза. — А писем я еще не смотрела, мой дорогой, все время что-то мешает сегодня. То кто-нибудь приходит и тебя требует, то вдруг явился учитель из гимназии жаловаться на Мишу: он подрался там с кем-то из учеников. Ни Алеши, ни Ани дома не было — пришлось мне говорить с ним… Ты поговори с Мишей, он раньше никогда ведь не дрался.

— Поговорю, — пообещал Огюст. — А письма давай мне. Я сейчас сам посмотрю их, а ты последи, чтобы ужин не запоздал.

Он собрал конверты и прошел с ними в кабинет. Поздравлений было много. Последним Огюст взял узкий голубой конверт с итальянским штемпелем и, глянув на него, удивленно подумал: «Это еще кто?» И тут же нахмурился. Он узнал знакомый ему почерк Карла Брюллова. С чего вдруг Брюллов написал ему?

Архитектор вскрыл конверт. К его удивлению, письмо было написано по-русски.

Милостивый государь Август Августович!

Примите мой нижайший поклон и мои самые искренние поздравления по случаю дня Вашего рождения!»

Пораженный этими словами, Монферран дважды их перечитал. Брюллов его поздравляет?! Помнит день его рождения?! Он стал читать дальше.

«С глубоким огорчением вспоминаю я наше с Вами холодное прощание и думаю: как жаль, что наше примирение не было полным и мы расстались, питая друг к другу неприязнь.

Ныне, спокойно вспоминая и оценивая все произошедшее, я чувствую себя виноватым перед Вами и прошу прощения за ту дикость, что произошла шесть лет тому назад. Иным словом не могу означить происшедшего. Будьте оке великодушны, не вспоминайте зла. Я был ослеплен ненужной яростью и обуреваем упрямством, а чувства сии — плохие советчики.

Не усмотрите фальши и корысти и в еще одном моем признании: я понимаю теперь, что был неправ и в оценке Вашего собора.

Оказавшись вновь в Италии, многое пережив и перечувствовав и как человек, и как художник, я многое переоценил и в итальянском искусстве и сумел теперь связать его с искусством нашим и понять, сколь мало мы еще достигли высоких тайн наших предшественников. Но постижение оных — в вечном стремлении вперед. Санкт-Петербург — город, которому предстоит долгие столетия быть одним из прекраснейших городов мира, таковым он стал и останется, ибо его облик, его архитектура не похожи ни на какие другие. И строить в нем по-старому нельзя, а по-новому можно лишь лучше, чем по-старому. Ваш собор более всех других подходит к суровым, гордым и изысканным чертам этого города, европейского города русских. Я закрываю глаза и вижу над светлым сиянием и мощью Невы золотое сияние и мощь его купола. Он прекрасен. И я горд оттого, что участвовал в его создании, хотя тогда и не сумел его правильно оценить. Благодарю Вас!

Ах, Август Августович, как хочется мне приехать на его открытие, поздравить Вас, пожать Вам руку. Но, наверное, не судьба. Здоровье мое неважно, я становлюсь совсем плох и боюсь, что мне уж не видать Петербурга..