Читаем Собор полностью

Таковы порталы в Париже, в Амьене, в Бурже. Но в Шартре, как и в Реймсе, взвешивание душ перенесено на тимпан[19] северного портала; впрочем, та же тема развернута в розетке Царского портала, вопреки принятой в Средние века системе повторять в витражах сюжеты портиков, над которыми они находятся, что позволяло давать на одной стене одни и те же аллегории: внутри, в расписном стекле, и снаружи, в камне.

— Прекрасно, но как же при помощи троического принципа, применяемого почти повсюду, объяснить странность собора в Бурже, где не три нефа и не три портала, а пять?

— Очень просто: никак. В крайнем случае можно было бы предположить, что неведомый зодчий буржского собора хотел этим числом напомнить о пяти язвах Господних, но тогда следовало бы объяснить, почему он расположил Христовы язвы на одной линии: ведь у этого храма нет трансепта, то есть нет перекладины, по краям которой, как обычно, можно было бы обозначить прободения на руках.

— А как же антверпенский собор, где прибавлены еще два нефа?

— Эти семь проходов, несомненно, означают семь даров Святого Духа. Но раз уж мы заговорили о числах, придется мне рассказать вам о нумерологическом богословии — особой составляющей, также включаемой в разнообразнейшую тематику символизма, — заметил аббат. — Аллегорическая наука о числах существовала издавна. Ее разъясняли святые Исидор Севильский и Августин{17}. Мишле, всегда терявший рассудок при виде собора{18}, ставил в укор средневековым зодчим их веру в значение цифр. Он обвинял их, что в расположении некоторых частей здания они следовали мистическим правилам: например, ограничивали количество окон или ставили столбы и дверные проемы согласно арифметическим комбинациям. Он не понимал, что смысл есть у каждой детали базилики, что все они символы, и не мог представить себе, насколько важен для этих символов счет: ведь он мог изменить их значение, иногда сделать его совершенно другим. Например, один столб не обязательно обозначал апостолов, но если столбов двенадцать, они получает именно то значение, которое давал им строитель: указывают число апостолов Христовых.

Правда, иногда, чтобы ошибки быть вовсе не могло, вместе с задачей давали и ее решение. Такова старая церковь в Этампе, где я на каждой из двенадцати романских лопаток в форме греческого креста прочел имя одного из апостолов.

В Шартре и более того: у всех столпов нефа стояли статуи двенадцати апостолов, но в революцию эти статуи возмущали чернь и их все разбили.

В общем, внимательно изучая систему эмблем, мы не можем не исследовать явления чисел; невозможно раскрыть секреты храмов, не принимая во внимание, что таинственная сущность единицы — единство и Сам Бог, что двойка указывает на две природы Сына, два Завета, а кроме того, по Блаженному Августину, выражает любовь, а по Григорию Великому — двойную заповедь любви к Богу и к ближнему; тройка — число божественных ипостасей и богословских добродетелей; четверка олицетворяет главные добродетели, четырех великих пророков и Евангелия; пятерка — число ран Христа и наших чувств, прегрешения которых Он искупил равным количеством язв; шестерка напоминает о времени сотворения мира Богом, определяет число заповедей церковных и, по святому Мелитону, выявляет совершенство деятельной жизни; семерка — священное число Моисеева закона; это число даров Святого Духа, таинств, слов Спасителя на кресте, канонических часов и возложений рук на посвящаемого при хиротонии; восьмерка — по святому Амвросию символ возрождения, по Августину — воскресения, это же память и о восьми блаженствах; девятка говорит о числе чинов ангельских, количестве особых дарований Духа по исчислению апостола Павла, а также цифра часов, на протяжении которых испускал дух Иисус Христос; десятка дает число заповедей Иеговы, Закона страха, но Блаженный Августин разъясняет десятку иначе, говоря, что она есть свидетельство богопознания, поскольку раскладывается таким образом: три — символ Бога в трех лицах, семь — день отдыха после сотворения мира; одиннадцать, по свидетельству того же святого есть образ превосхождения Закона, щит от греха; двенадцать — число мистическое по преимуществу, число патриархов и апостолов, колен Израилевых, малых пророков, добродетелей, плодов Святого Духа, членов Символа Веры. И так можно было бы продолжать до бесконечности. Стало быть, совершенно очевидно, что в Средние века художники к смыслу, который они приписывали некоторым существам и вещам, прибавляли еще смысл их количества; тем самым они подчеркивали или затушевывали первоначальное значение, а иногда возвращались к основной идее, высказывали ее повторно на другом языке или выражали одним кратким сильным знаком. Так у них получалось целое, красноречивое для зрения и в то же время синтезирующее в простой аллегории все содержание догматики.

— Да, но как же лаконичен этот герметизм! — воскликнул Дюрталь.

— Бесспорно; хотя с первого взгляда беспорядочное множество людей и предметов сбивает с толку.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дюрталь

Без дна
Без дна

Новый, тщательно прокомментированный и свободный от досадных ошибок предыдущих изданий перевод знаменитого произведения французского писателя Ж. К. Гюисманса (1848–1907). «Без дна» (1891), первая, посвященная сатанизму часть известной трилогии, относится к «декадентскому» периоду в творчестве автора и является, по сути, романом в романе: с одной стороны, это едва ли не единственное в художественной литературе жизнеописание Жиля де Рэ, легендарного сподвижника Жанны д'Арк, после мученической смерти Орлеанской Девы предавшегося служению дьяволу, с другой — история некоего парижского литератора, который, разочаровавшись в пресловутых духовных ценностях европейской цивилизации конца XIX в., обращается к Средневековью и с горечью осознает, какая непреодолимая бездна разделяет эту сложную, противоречивую и тем не менее устремленную к небу эпоху и современный, лишенный каких-либо взлетов и падений, безнадежно «плоский» десакрализированный мир, разъедаемый язвой материализма, с его убогой плебейской верой в технический прогресс и «гуманистические идеалы»…

Аnna Starmoon , Жорис-Карл Гюисманс

Проза / Классическая проза / Саморазвитие / личностный рост / Образование и наука
На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Сказки народов мира / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза

Похожие книги