— О, это моя вина, — повела плечиком Памела, — мистер О'Рейли, давний приятель мистера Сноурта. Он вчера звонил, и мы мило побеседовали. Я ему и сообщила, что сегодня встречаю вас. Мне не стоило этого делать?
— О, что вы, никаких проблем. Иван посмотрел на полицейского:
— Хорошо, можете передать шерифу, что я буду у него через полчаса… Мисс Тарлтон, я перевел деньги на счет Собора. Оплатите все счета и закажите мне «моллер» — я привык к этой марке машины. — Он опять обернулся к полицейскому: — Вы не будете так любезны подбросить меня до управления шерифа?
Полицейский бросил на Ивана недовольный взгляд, потом нехотя кивнул и улыбнулся Памеле:
— Ну так как, мисс, что вы скажете насчет моего предложения?
Уже закрывая дверь кабинета, Иван услышал начало ответа:
— К сожалению, у меня сегодня будет много работы и…
Что ж, похоже, мисс Памела Тарлтон оказалась для этого американского викинга несколько более крепким орешком, чем он ожидал. И тут Иван поймал себя на мысли, что такой поворот событий доставляет ему удовольствие. И удивился собственным мыслям. Иван вынул кассету из видеокамеры, быстро распечатал несколько кадров и упаковал все в небольшой пакет.
Когда он вышел в приемную, полицейского уже не было. Памела с невозмутимым видом набирала что-то на компьютере. Он остановился у ее стола:
— Мисс Тарлтон, снимите со счета причитающееся вам жалование за две недели и еще столько же в качестве премии. И можете сегодня уйти пораньше.
Памела обратила к нему свои яркие зеленые глаза, в глубине которых он уловил тень негодования, и холодно произнесла:
— Благодарю вас, мистер Воробьев, но, с вашего разрешения, я предпочту сначала закончить с делами.
— Что ж, я буду только благодарен, — сказал Иван и вышел.
Она нахмурилась. Вот ведь как: не успели зайти в офис, и симпатичный мужик, еще в том возрасте, когда мужчина способен на большее, чем просто пускать слюни, глядя на девушку, превратился в строгого чинного босса. Она взяла папку со счетами, показала язык закрытой двери и вновь повернулась к компьютеру.
4
Патрик О'Рейли гордился магией своего взгляда. Проститутки, сутенеры, карманники, мелкие торговцы наркотиками, попадавшие к нему в лапы, бледнели, их лбы покрывались крупными каплями пота, а руки начинали мелко дрожать, когда Патрик внезапно впивался в их лица своими большими черными зрачками. Среди коллег бытовало мнение, что взгляд Инквизитора — так они называли Патрика за глубокую, как у большинства ирландцев, набожность и врожденную недоверчивость — эффективней перекрестного допроса под лампой. Короче, взгляд О'Рейли заслуженно был причиной его гордости. Кроме взгляда, таких причин было еще две. Дом, уже более полутора столетий хранящий в себе истовый ирландский дух семьи О'Рейли, и четверо сыновей, двое из которых пошли по стопам отца: старший стал федеральным агентом, а второй, самый младший, в этом году заканчивал полицейскую академию. И вот сейчас первая причина его гордости вдруг подверглась небывалому испытанию.
Семья О'Рейли издавна имела свое мнение о русских. Оно было невысоким, даже слегка презрительным. Ну как еще, скажите, относиться к нации, которая позволила увлечь себя сумасбродными идеями какого-то немца и опозорилась безбожничеством. Узнав, что дела Сноурта, изрядно, кстати, потрепанные, должен принять в свои руки русский, — не эмигрант, а самый настоящий, из России, О'Рейли решил, что его старый приятель Сноурт спятил окончательно. Пусть русские в последние годы и стали мелькать в телепрограммах в достаточно респектабельном виде, он до сих пор помнил старые кадры: длинные очереди, голодные, хмурые лица, заснеженные дороги и ржавые автомобили на них. Было бы странным, если бы эти люди вдруг оказались способны на нечто путное. Но это было решение Фила. И единственное, чем Патрик мог ему помочь, так это сразу дать понять русскому, что шериф О'Рейли будет внимательно наблюдать за его действиями. И потому он озаботился тем, чтобы стать первым лицом, с которым русский повстречается по прибытии на восточное побережье.