Собор

— Пошли, скоро отроки вечерять придут, а у нас еще ужин не согрет.

— Вот иди и грей, — проворчал Иван, но все-таки встал и побрел к длинному дощатому столу.

Отойдя шагов на сорок от стены, он оглянулся и, прикрыв глаза ладонью от низкого вечернего солнца, посмотрел на сруб. Тот высверкивал свежезачищенными стволами, сияя под солнечными лучами как золотой. Знатная получится дружинная изба.

Иван полез на полку за мисками. Старая сторожка деда Изи уже была мала для толпы обучаемых. Иван хмыкнул. Три года прошло, а уж, почитай, сотня отроков наберется. Вернее, отроков меньше. Пятеро первых — уже воины. Он расставил миски, разлил отвар по кружкам и нарезал хлеб. Кончив накрывать на стол, он сел на лавку и вытянул ноги. Закончился их последний день. Завтра на рассвете они с Конрадом отправятся в обратный путь. Иван улыбнулся, представив, как удивились бы пограничники и таможня, если бы им случилось столкнуться с Конрадом. Респектабельный, молодой биолог… без документов… посреди России… собирается босиком топать в родной Кёльн…

Гулко ухнул филин. Из-за знакомой разлапистой ели беззвучно начали появляться отроки. Конрад, поглядев на их уставшие, но сосредоточенные лица, принялся наваливать в миски наваристую гречневую кашку.

Вечером они сидели вместе с Сычом и молчали, глядя на темнеющий восток. В обычной пелене туч, всегда тянущейся над Сычом, сегодня были изрядные прогалины, поэтому солнце постаралось воспользоваться моментом и поработать над их боками, выкрасив их напоследок в золотисто-красные тона. Вдруг Сыч кивнул какой-то своей мысли и резко поднялся. Конрада и Ивана будто подкинуло. Через мгновение они уже, пригибаясь, проскочили под еловой веткой и оказались в полосе тумана, за которой начиналась дорога к святилищу. Все трое шли молча. Кто знает, что заставило Сыча в ночь перед уходом опять провести их к святилищу. Иван наезжал к деду Изе денька на два-три почти каждый месяц, Конрад тоже заглядывал частенько. Но с того момента, как они ушли после посвящения, ни один из них ни разу не был в святилище. Иван как-то пытался пройти лесным ходом, даже успел увидеть туман впереди, но тропа упрямо сворачивала в сторону, и опять вокруг был обычный лес. Не всякому, даже из посвященных, дано приблизиться к святилищу. Это место волхвов и старейшин. Наконец впереди возникли бревенчатые ворота. Они подошли, и ворота распахнулись. Идол Перуна сумрачно взирал на вошедших. Трое ступили к подножию идола, окруженному кольцом кострищ. Конрад хмуро окинул взглядом кострища. Он так и не смог понять, почему дубовый идол выдерживает жар кольца костров. Сыч шагнул в круг кострищ. Конрад и Иван замерли, не переходя кольцо выжженной земли.

— Воины…

Сыч посмотрел на них долгим взглядом, и каждый ощутил ожидание схватки, боль, кровь и стену ненависти и страха, готовую обрушиться на них. Сыч внимательно наблюдал за воинами, примечая, как еле заметно раздулись ноздри, губы сжались в нитку, напряглись мышцы. Оба мгновенно привели себя в боевое состояние. Но тот, кто не обладал способностями Сыча, вряд ли увидел бы, как это произошло. Сыч удовлетворенно произнес: — Вижу, готовы.

— Кто, мудрейший? — сумрачно спросил Иван.

— Попробуй ответить сам, — чуть улыбнулся Сыч. Иван кивнул. Он догадался сразу. Конрад поймал взгляд Сыча, но тот спокойно покачал головой.

— Ты уйдешь, брат Медведь. Твой срок придет позже, чем брата Волка. Впрочем, кто знает, что вам скажут сегодня боги? — С этими словами он вышел из круга и двинулся к воротам. Его сгорбленная фигура мелькнула в прогалине между двух исполинских елей, и ворота медленно захлопнулись.

Они улеглись голова к голове у самого основания идола. Звезды над святилищем, как обычно, сияли особенным, неярким светом, а луна, поднимающаяся над верхушками огромных деревьев, была, кажется, раза в два больше, чем всегда. Это была отличная ночь для разговора с богами. Воины молчали, в такое время слова мешают. Каждый думал о своем. Мысли Ивана вернулись к тому моменту, когда полтора года назад не столько похудевший, сколько как бы высохший Сашка возник на пороге его квартиры.

— Здравствуй, Волк. — Он шевельнул плечом, и сидевший на жестком кожаном наплечнике, пришитом к потертому пиджаку, сокол, раскинув крылья, влетел внутрь его нового, еще пахнущего свежим деревом дома и уселся на выступе короткой балки под самым потолком, которую Иван приготовил как раз для соколов своих будущих гостей.

Иван обнял Сашку:

— Рад видеть тебя, брат Сокол.

Оба постояли несколько мгновений, разглядывая друг друга, и прошли в холл. Пока Сашка рассматривал его новый дом, Иван сбегал на кухню и приволок сервировочный столик с запотевшей бутылочкой и несколькими тарелками: с нарезанным тонкими ломтиками копченым мясом, фруктами и кусочками свежего мяса для сокола. Тот, учуяв мясо, издал гортанный клекот, но до зова старшего остался на своем месте. Они опрокинули по рюмочке за встречу и помолчали, думая каждый о своем.

— Спасибо за семью, — заговорил Сашка, ставя свою рюмку на стол. — Ольга просто ошалела от такой заботы.