Собор без крестов

Длительное занятие хищением в особо крупных размерах при том условии, что он знал строгость уголовного

наказания за данный вид преступления, приучило его к осторожности и предусмотрительности как в принятии

решений, так и в их исполнении.

Все развивалось по плану до тех пор, пока не случилась неприятность с Фахратом, которая в некоторой

степени может отразиться и на нем. Фахрату нет никакого резона говорить о нем работникам ОБХСС, однако на

всякий случай он решил обезопасить себя, ликвидировав все документы по поставкам продукции на холодильник

Фахратом, имеющиеся у него для неофициальных сверок, которые его могли в чем-либо уличить.

На кухне он отодвинул стол в сторону, скрутил в рулон кусок цветного линолеума и обнажил дверку в подвал.

Открыв дверку и спустившись туда, он подошел к металлической полке с закрутками, вытащил стопорный болт из

гнезда, после чего полка, как раскрытая книга, легко поддалась, обнажив кирпичную кладку с вмонтированным в

нее сейфом.

Достав из сейфа портфель «дипломат» черного цвета, он поднялся из подвала в дом, и прежде чем раскрыть

портфель, посмотрел во все окна, занавесил их, убедившись в отсутствии около дома посторонних лиц.

Опустившись в зале на ковер, от открыл портфель и высыпал его содержимое. Перед ним лежали пачки

купюр, каждая достоинством не ниже 50 рублей. Пересчитав пачки, он вновь аккуратно положил их в портфель.

На ковре остался один лишь футляр, в котором лежало бриллиантовое колье, купленное им в Москве еще в 1970

году за 105 тысяч рублей. Уважение к нему увеличивалось с каждым годом в той степени, в какой цены на

драгоценности неудержимо росли вверх.

«Сейчас такое колье, наверное, стоит за 200 тысяч», — подумал он, вытаскивая колье из футляра.

Не разбираясь в драгоценностях, но доверяя государству, которое никак не могло его обмануть, он, много лет

сдерживавший себя от разного рода покупок, не смог преодолеть соблазн и купил понравившееся ему колье, о

чем не сожалел по сей день.

Белозерский подумывал и остальные деньги превратить в драгоценный металл, но не подворачивался

благоприятный случай.

Хранение их в сберегательных кассах стало ненадежным. Обесценивание денег в несколько раз превышает

процентные накопления, на девальвацию государство скидок не делает, а возможная реформа, что при

настоящем брожении не исключается, и ограничение обмена по неизвестному курсу доверия к государству у него

не вызывали.

Ему приходилось слышать разговоры обывателей, которые перемалывали косточки лицам, привлекавшимся

к уголовной ответственности за крупные хищения.

«У него все было, чего еще надо? А теперь посадили и вещи конфисковали». Такие разговоры его не только

раздражали, но и бесили. К обывателям он относился с жалостью, как к неудачникам. Разве они держали в руках

огромные суммы денег, разве они переживали такие минуты блаженства, которые испытывает он?

Постепенно его мысли вернулись к Фахрату: «Такой непредсказуемый, он может поступить нелогически и

заварить кашу, которую захочет расхлебывать вместе со мной. Я пока на работе в почете, член партии, депутат

Совета — меня сразу по подозрению не посадят, так как нужны веские доказательства, кроме показаний Фахрата.

Значит, должна быть ревизия по моему подотчету с моим участием. Как только БХСС заинтересуется мной, портфельчику придется подыскать другое укрытие, о чем надо подумать сейчас».

Последний раз понянчив в руке колье, он положил его в портфель. Спустившись в подвал, положил

«дипломат» в сейф, а ключ от сейфа спрятал в вытяжную трубу. Брать его с собой он не рисковал, боясь

потерять его или оставить в сменной одежде, тогда как он должен быть всегда под рукой.

Потом он вновь открыл сейф и достал из него паспорт со своей фотографией. В паспорте он значился

Епанчинцевым Григорием Романовичем. Для чего он его приобрел, Анатолий Борисович определенно не знал, но

не мог не воспользоваться случаем, который ему подвернулся в санатории на Черноморском побережье.

Паспорт был приобретен у барыги за 100 рублей в день отъезда из санатория. Барыга предлагал купить у

него револьвер за 500 рублей, но он отказался. Сейчас, вспомнив тот случай, с сожалением подумал о

допущенной недальновидности.

«Разве я способен на убийство? — с сомнением подумал Белозерский. — Тогда я на него не решился бы.

Моим главным оружием была голова, а сейчас, защищая содержимое сейфа, наверное, пошел бы на убийство»,

— с удивлением заметил он.

Выключив свет в подвале и восстановив на кухне прежний порядок, он прошел в зал, где включил телевизор

и, сев в кресло, стал смотреть телепередачу.

«А все же револьвер надо было купить не для того, чтобы убивать из него, а для возможной самозащиты, для

самоутверждения или психического воздействия на возможных противников... Если до меня докопаются, то от

93\1 мне не уйти, а поэтому 218\1 ч. 1 меня тогда не должна пугать. Неужели я тогда был так глуп, что легко

отказался от покупки оружия? Что же помешало мне его тогда купить? Я побоялся его покупать, не зная его

истории, возможно, он был в деле, — вспомнил наконец он. — Оказывается, я тогда правильно поступил, —