— Ты, сопляк, можешь забивать баки кому вздумается, но только не мне. Тачку ты купил у Гарика за один «лимон» и четыреста тысяч рублей. Он раскололся нам в этом. Если хочешь, то я могу предъявить документы на свою тачку.
— Мне нечего на них смотреть. Вам надо было их предъявить нашей милиции, — посоветовал он Лапе.
— Чтобы они бесследно исчезли, — язвительно заметил ему Лапа. — Я решил поступить иначе: в багажнике, в котором ты неплохо устроился, вывезти тебя в Россию и там сдать властям, сфотографировав на фоне позорного пейзажа. Ты, сволочуга, корчишь из себя делового человека, черные очки с глаз не снимаешь, а являешься мразью. Ты хуже мента и следователя. Они пашут за свой хлеб, ищут и иногда находят преступников, а ты набиваешь себе мошну на нашем горе, являясь таким же преступником, как и те клиенты, которых ты защищаешь.
— Хватит разводить критику, дайте мне лучше посмотреть ваши документы на машину, — пробормотал адвокат.
— Цыган, спустись к нам, — позвал Лапа.
Пока тот спускался в подвал, Лапа сообщил Кикнадзе:
— Между прочим, хозяин машины.
— Кажется, это он меня вчера оглушил, — предположил Кикнадзе.
— Если любя, так, что голова едва в заднице не очутилась, то он, — согласился с ним Лапа, который, обращаясь к Цыгану, попросил: — Держи ему руки сзади, чтобы не вздумал порвать документы. Я хочу дать ему их прочитать, — пояснил он.
— Я ему порву. Все зубы через задницу выдерну вместе с руками.
Он, сжав руки Кикнадзе за спиной с такой силой, что у того лопатки сошлись вместе, стал держать. Лапа, включив фонарик, дал возможность прочитать Кикнадзе документы на машину.
— Прочитал? — устав освещать ему текст, поинтересовался Лапа.
— Прочитал!
— Так чего молчишь?
— А чего говорить? Вы во всем правы, правда, обошлись со мной при встрече не по-джентльменски.
— Какой ты джентльмен, если настоящий преступник. А с хамами мы поступаем по-хамски, — заметил ему беззлобно Лапа.
— Я вам обещаю забыть о своих деньгах, машине, только не позорьте меня, как вы задумали.
— А что мы будем иметь с этого? — начал торговаться Лапа, чтобы потом постепенно согласиться на условие Кикнадзе, так как сказанная угроза был произнесена только для устрашения Кикнадзе и без всякого реального желания ее осуществить.
— Я и так здорово пострадал, и морально, и материально, и физически, и, кроме того, что обещал, больше обещать ничего не могу.
Делая вид, что думает над его предложением, спустя определенное время, считая, что на обдумывание ему было достаточно, Лапа сказал:
— Так и быть, лжеадвокат, пускай будет по-твоему. Не будем с тобой возиться и отпустим.
— А когда?
— Когда покинем пределы твоей страны.
— Без моего содействия у вас не получится, — убежденно заявил Кикнадзе.
— Это не твоя забота, — возразил ему Лапа.
— Я ваши условия принимаю и не буду возникать против всего этого шухера, но прошу вас, не пылите у себя в отношении меня.
— Боишься, что пригласим журналистов, ознакомим их с твоими фальшивыми документами на тачку, а потом передадим в ваше посольство в Москве, чтобы ты мог объяснить, как преуспевающий адвокат совмещает свою законную и незаконную деятельность. Если не хочешь шума, вези побольше бабок, на которые выкупишь свои документы. Я понимаю, что они тебе уже не нужны, но они компра, которая может скинуть тебя с работы, а место адвоката у вас престижное и калымное.
— Сколько вы за них хотите?
— Один «лимон», или, как у нас в простонародье говорят, один миллион бабок.
— Как я вас смогу найти?
— Через своего родича Гарика. Он поможет выйти на нас.
— Я бы с этим Гариком на одном гектаре на дворе не пошел.
— Ты на него не очень-то пыли. Так получилось, что не скажи он о твоей жестянке, его давно бы уже не было в живых. Неужели ты вот это говно ценишь дороже человеческой жизни? Нехорошо. Тебе должно стать понятно, что мы шутить не любим, перед убийством не останавливаемся, а поэтому чего хотим, всегда добиваемся.
Захочу, будешь передо мной плясать, как цыган, если не пожелаешь пойти навстречу моему желанию, то расстанешься с жизнью, но у меня нет времени на такое зрелище, а поэтому я его не требую. Теперь тебе все понятно, как мы вышли на тебя?
— Да! — затравленно ответил Кикнадзе.
— Тогда сиди и не пыркайся, а мы поехали, — закрывая за собой дверь подвала на замок, на прощание сказал ему Лапа.
На двух машинах компания Лапы покинула Хашури. За рулем «Волги» сидел старый Лиселидзе, а за рулем «девятки» сидел его сын Яков. Отъехав от Хашури на достаточное расстояние, они остановились. Вахтанг Вартанович, достав из салона автомобиля гроб, водрузил его на багажник «Волги», опутав веревкой.
— Теперь нас никакое ГАИ не посмеет остановить, — заверил он убежденно, при этом он сказал сыну, чтобы тот на своем автомобиле отстал от «Волги» примерно на один километр.
Когда они тронулись снова в путь, то Вахтанг Вартанович, обращаясь к Лапе от нечего делать, пояснил: