Собор памяти

   — А кто лучше меня самого может строить мои машины? — спросил Леонардо.

   — Кажется... твой ученик Зороастро.

   — Он не мой ученик! Почему калиф поручил ему это дело? Он...

   — Весьма одарён, — сказал Сандро, — ты сам мне об этом говорил.

   — Что он построил?

   — Калиф особенно заинтересовался многоствольной пушкой и аркебузой со змеевиком.

   — У меня была идея кое о чём получше змеевика, — заметил Леонардо. Змеевик был замковый механизм, удерживающий фитиль, по которому наносился удар, когда нажимали спусковой крючок; Леонардо делал ещё наброски для ручного оружия с замком-шестерней. — Где он?

   — Зороастро? — Сандро пожал плечами.

Леонардо улыбнулся при мысли, что с его набросками выпало работать именно Зороастро; но когда Сандро спросил, чему это он улыбается, не ответил. Он нарочно делал ошибки в рисунках, добавляя лишние шестерни, храповики и цилиндры. Зороастро наверняка пришлось немало повозиться.

   — А что с моей летающей машиной?

Сандро снова пожал плечами:

   — Зачем нужна машина с крыльями, если можно построить такую, что летает как облако?

   — Потому что крылья — механизм, сотворённый природой.

   — А облака — нет?

Расстроенный, Леонардо резко переменил тему:

   — Расскажи мне о Флоренции. Как там дела?

   — Ты хочешь сказать, что ничего не знаешь?

   — Меня держали в бутылке, — сказал Леонардо, кивая другу и поднимая брови, словно спрашивал, понял ли Сандро его каламбур. Если Сандро читал Коран, он, конечно, знает, кто такие джинны. — Я не получал никаких вестей из дома. Как там?

   — Плохо... очень плохо, — сказал Сандро. — Флоренция воюет с Папой, который отлучил от Церкви всю Тоскану. Чтобы ещё ухудшить дело, наши епископы собрались в Дуомо и отлучили Папу.

   — Что?! Как такое возможно?

   — Они заявили, что «Бенефиций Константина» и «Бенефиций Пипина» подделки, — Сандро вновь перекрестился. — Епископы поставили под сомнение законность папства, прости нас всех Господь, и опубликовали это, и распространяют повсюду.

   — А война с Сикстом?

Помолчав, Сандро сказал:

   — Мы проигрываем её.

   — Расскажи про Айше.

Но Сандро сказал:

   — Лоренцо шлёт тебе свои сожаления, Леонардо. Он просил извиниться за него.

   — За что?

   — За то, что не уважил последнего желания Симонетты. Он был задет и зол. Он хочет, чтобы ты знал: тебе будут рады во Флоренции, и он найдёт для тебя место при себе.

   — Будь это правдой, Пузырёк, он написал бы мне сам, — сказал Леонардо. — Уверен, письма у тебя нет.

   — Моего слова довольно... как и его.

   — Расскажи об Айше.

   — Что ты хочешь знать?

   — Она спрашивала обо мне?

   — Ты любишь её, Леонардо?

Леонардо одарил друга ледяным взглядом, но ничего не ответил.

   — Значит, ты тревожишься за неё?

   — Да, Пузырёк.

   — Она просила передать тебе, что любит тебя, хотя и уверена, что ты должен возненавидеть её за то, что она забрала Никколо. Она простирается перед тобой ниц.

   — Не этого я хотел, — сказал Леонардо.

   — А чего же?

Леонардо не ответил. Вдали видны были сотни чёрных шатров. На пустынной чахлой траве паслись кони и верблюды, несколько пальм распустили свои метёлки, словно рогоз в зимнем мёртвом саду. У шатров было заметно какое-то движение.

Сандро выругался.

   — Что такое? — спросил Леонардо.

   — Они снимают шатры. Я-то надеялся, что мы отдохнём здесь хотя бы одну ночь.

   — Куда они направляются?

   — Ты хотел спросить, Леонардо, куда направляемся мы? Этого-то я как раз и не знаю.

Они скакали всю ночь, пока не добрались до деревни поблизости от Акабы, на северо-восточной оконечности Красного моря. Тысяча всадников на конях и верблюдах пронеслась через селение так, словно брала его штурмом. Там расположились телохранители калифа, и их костры из колючек трещали в сухом воздухе.

Только что рассвело, и небо было серовато-розовым; здешние края были в основном равнинными, хотя поодаль виднелась низкая гряда холмов, неясная, как туман, лишь немногим темнее неба. Скоро, впрочем, солнце развеет рассветные призраки и небо станет чистым и прозрачно-голубым.

Леонардо чувствовал сильный аромат кофе и сладковатый запах жареной баранины и риса, похожие на едва ощутимые благовония. Верблюды ревели, плевались и старались вырвать колышки, к которым были привязаны, но солдаты были начеку. Они поднялись навстречу своему калифу, обнажив мечи. В мгновение ока они повскакали на коней и верблюдов, рубя скимитарами воздух, — звук походил на шорох летящих стрел. Женщины в покрывалах выглядывали из чёрных шатров, любуясь забавами мужчин; шлюхи с окрашенными хной ладонями — те, что не носят покрывал, — выбежали на площадь, готовые отдать новой потехе свои тела, ещё измятые сном и не остывшие от прежних трудов: в лагере мамлюков были важные гости, три тысячи голаумов, солдат персидского царя Уссуна Кассано, повелителя Персии, вождя Аккойнлу — племени Белого Барана.

Гости тоже имели долю в припасах, слугах и женщинах; говорили, впрочем, что персидские женщины сражаются рядом с мужьями подобно амазонкам древности и, если верить рассказам, они куда яростнее мужчин.

Так что шлюхам приходилось быть поосторожнее.