Собор памяти

   — А теперь, когда мы стали друзьями, я должен извиниться перед тобой.

   — Извиниться? За что?

   — Я был несправедлив и нечестен с тобой, когда мы заключали пари на вечеринке у Верроккьо. Я вынудил тебя заложить жизнь, чтобы спасти честь. Мы оба действовали, не подумав. — Лоренцо помолчал и договорил: — Я не могу позволить тебе рисковать жизнью.

   — Великолепный...

   — Ты слишком ценен.

   — Мой отец говорил с тобой... об этом?

   — Нет, Леонардо. Синьор Пьеро был очень любезен, но мы обменялись едва ли парой слов. Мне открыла глаза Симонетта. Она волнуется за нас обоих.

   — Сандро опасается, что с ней не всё ладно, — сказал Леонардо, надеясь отвлечь его.

Лоренцо кивнул.

   — Она очень слаба. Её словно сжигает внутреннее пламя. — И сказал, возвращаясь к прежней теме: — Я решил назначить кого-нибудь другого управлять твоей летающей машиной... но вся честь успеха будет принадлежать тебе одному.

   — Я тронут твоей заботой, но на Великой Птице могу полететь только я, — с нажимом сказал Леонардо. — Для того, кто не исследовал тщательнейшим образом ветров и не изучал науки полётов, такой поступок будет смертельно опасен.

   — Но спешить некуда, Леонардо. Нам не обязательно встречаться именно завтра. Ты же со временем обучишь кого-нибудь управляться с твоей машиной.

   — Великолепный, будь ты мной, позволил бы ты кому-нибудь занять своё место?

   — Но я — не ты, Леонардо. Я...

   — Первый Гражданин.

Лоренцо покачал головой и рассмеялся. Но потом снова стал задумчив.

   — Леонардо, я боюсь за твою жизнь. А если я позволю тебе рисковать своей головой ради моей прихоти — я стану бояться за свою душу.

   — Тебе не надо бояться ни за то, ни за другое, Лоренцо. Но ты должен позволить мне самому показать тебе моё изобретение. Если кто-нибудь займёт моё место, это покажет всей Флоренции, что ты не веришь в моё творение, а я попросту труслив. Прошу тебя...

После долгой паузы Лоренцо сказал:

   — Хорошо, Леонардо, эта честь останется за тобой. Мадонна Симонетта рассказала мне о твоих... делах с Николини. Я пока не знаю, что тут можно сделать, ну да посмотрим. Но ведь все эти старания окажутся ни к чему, если завтра ты свалишься с неба. Может, передумаешь? — И с этими словами Лоренцо зашагал к пригорку, где ждал их Никколо; Леонардо шёл рядом.

Лоренцо был озабочен, словно близкая опасность, грозящая Леонардо, символизировала для Первого Гражданина другие его тревоги.

   — О tempora, о mores![75] — пробормотал Лоренцо, порицая этими словами Цицерона нынешнее неспокойное время. — Пико делла Мирандола уверяет, что чума во Флоренции идёт на убыль. Тем не менее, когда я уезжал, этого ещё не было видно. И, как будто одна чума ещё недостаточное зло, я должен ещё противостоять его святейшеству, который продолжает свои кампании в Романье и Умбрии!

Леонардо удивился, что Лоренцо так открыто порицает Папу; впрочем, высказался он ещё вежливо. Франческо делла Ровере, севший на папский престол под именем Сикста IV, был человек способный и образованный; но его сжигало стремление обеспечить богатством и властью свою семью, а потому он угрожал интересам и безопасности Флоренции.

   — Но довольно, — сказал Лоренцо: они подходили к Никколо, который уже поднял свой мешок. — Как говорил великий Боккаччо: «Будем же счастливы, ибо именно несчастье вынудило нас покинуть возлюбленный наш город». Это, увы, весьма вольный перевод.

   — Вы идёте с нами? — спросил Никколо у Лоренцо; мальчик явно был в восторге от этого обстоятельства.

   — Разумеется, иду, мой юный синьор. Что у тебя в мешке?

   — Провизия... и факелы.

   — Факелы? — удивился Лоренцо.

Никколо пожал плечами.

   — Мастер Леонардо велел мне взять факелы и огниво.

   — Ты собираешься заночевать в лесу? — спросил Лоренцо у Леонардо.

   — Нет, Великолепный.

   — Что же тогда?

Леонардо улыбнулся.

   — Ты же не хочешь, чтобы я испортил мальчику сюрприз?

Лоренцо согласно рассмеялся, и они быстро пошли через сосновые, кедровые и можжевеловые рощи, мимо быстрых горных ручьёв, что несли острые камни, которые рано или поздно превратятся в гальку и упокоятся в речных руслах.

   — Я прямо чувствую, как древние боги следят за нами из чащи вместе с нимфами и дриадами, — сказал Лоренцо и принялся фальшиво напевать тут же сочинённую им песенку:

Приди в моё гнёздышко, я жду тебя.
Вулкан ушёл; он не помеха нашей любви.
Приди; я лежу нагая на ложе своём.
Не медли ни мига, ибо время летит.
Грудь мою оплетают алые цветы.
Так приди же, приди, о Марс, я одна и жду.

Когда они подошли к крутым скалистым склонам Монте-Альбано, яркое полуденное солнце отбрасывало резкие тени на грани скал и диковинной формы утёса. Леонардо показывал дорогу, а Лоренцо и Никколо шли за ним, круто поднимаясь в гору.