Собор Парижской Богоматери

Спустя полтора или два года после событий, завершивших эту историю, когда в склеп Монфокона пришли за трупом повешенного два дня назад Оливье ле Дена, которому Карл VIII даровал милость быть погребенным в Сен-Лоране, в более достойном обществе, то среди отвратительных человеческих остовов нашли два скелета, из которых один, казалось, сжимал другой в своих объятиях. Один скелет был женский, сохранивший на себе еще кое-какие обрывки некогда белой одежды и ожерелье вокруг шеи из зерен лавра, с небольшой шелковой ладанкой, украшенной зелеными бусинками, открытой и пустой Эти предметы представляли по-видимому такую незначительную ценность, что даже палач не польстился на них. Другой скелет, крепко обнимавший первый, был скелет мужчины. Заметили, что спинной хребет его был искривлен, голова глубоко сидела между лопаток, одна нога была короче другой. Но его шейные позвонки оказались целыми, из чего явствовало, что он не был повешен. Следовательно, человек этот пришел сюда сам и здесь умер. Когда его захотели отделить от скелета, который он обнимал, он рассыпался прахом.

Примечание к восьмому изданию

По ошибке было объявлено, что это издание будет дополнено новыми главами. Следовало сказать – главами неизданными. В самом деле, если под новыми подразумевать заново написанные, то главы, добавленные к этому изданию, не могут считаться новыми. Они были написаны одновременно со всем романом, вытекали из одного и того же замысла и всегда составляли часть рукописи Собора Парижской Богоматери. Более того, автор не мыслит, каким образом можно было бы дополнить подобного рода сочинение вставками, написанными позже. Это зависит не от нас. По мнению автора, роман, в силу известного закона, зарождается сразу, со всеми своими главами, драма – со всеми своими сценами. Не думайте, что можно произвольно изменять количество частей единого целого, этого таинственного микрокосма, который вы именуете драмой или романом. Прививка или спайка плохо срастаются с такого рода произведением. Оно должно вылиться сразу в определенную форму и сохранять ее. Написав произведение, не передумывайте, не поправляйте его. Как только книга вышла в свет, как только пол этого произведения, мужской или женский, признан и утвержден, как только новорожденный издал первый крик, – он уже рожден, существует, он таков, каков есть; ни отец, ни мать уже ничего не могут изменить; он принадлежит воздуху и солнцу, предоставьте ему жить или умереть таким, каким он создан. Ваша книга неудачна? Тем более! Не прибавляйте глав к неудачной книге. Ваша книга неполна? Ее следовало сделать полной, зачиная ее. Ваше дерево искривлено? Вам уже его не выпрямить! Ваше произведение худосочно? Ваш роман не жизнеспособен? Вы не вдохнете в него дыхание жизни, которого ему недостает! Ваша драма рождена хромой? Поверьте мне что не стоит приставлять ей деревянную ногу.

Итак, автор придает особое значение тому, чтобы читатели не считали вновь опубликованные главы написанными именно для этого нового издания. Если они не были опубликованы ни в одном из предшествующих изданий, то это произошло по очень простой причине. В то время, когда Собор Парижской Богоматери печатался впервые, тетрадь, содержавшая эти три главы, затерялась. Нужно было либо написать их вновь, либо обойтись без них. Автор решил, что две довольно объемистые главы касаются искусства и истории, не затрагивая существа драмы и романа; читатели не заметят их исчезновения, только автор будет посвящен в тайну этого пробела. Он решил этим пренебречь. К тому же, если быть откровенным до конца, над необходимостью заново писать утерянные главы взяла верх его лень. Ему легче было бы написать новый роман.

Теперь эти главы отыскались, и автор пользуется первой возможностью, чтобы вставить их куда следует.

Итак, вот оно, это произведение, во всей его целостности, такое, каким оно было задумано, такое, каким оно было создано; хорошо оно или дурно, долговечно или скоропреходяще, но оно именно такое, каким хотел его видеть автор.

Эти отыскавшиеся главы в глазах людей, хотя бы и весьма рассудительных, искавших в Соборе Парижской Богоматери лишь драму или роман, наверное, покажутся незначительными. Но, быть может, найдутся читатели, которые сочтут не бесполезным вникнуть в эстетический и философский замысел этой книги и которые, читая Собор Парижской Богоматери, с особым удовольствием попытаются разглядеть под оболочкой романа нечто иное, нежели роман, и проследить – да простится нам нескромное выражение! – систему историка и цель художника, скрывающуюся под более или менее удачным творением поэта.

Вот для таких читателей главы, внесенные в это издание, дополнят роман Собор Парижской Богоматери, если только Собор Парижской Богоматери вообще стоило дополнять.