Собор Парижской Богоматери. Париж (сборник)

Подходя к келье, он воображал, что, может быть, найдет в ней свою цыганку. Когда на повороте галереи, выходящей на наклонную кровлю, он увидал узенькую келейку с маленьким окошечком и дверцей, приютившуюся под сводом, как гнездышко под веткой, бедняга не выдержал и должен был прислониться к колонне, чтобы не упасть. Он вообразил, что Эсмеральда, может быть, вернулась к себе, что какой-нибудь добрый гений привел ее туда обратно, что келейка слишком спокойна, надежна и уютна, чтоб она ушла из нее, и не смел сделать ни шагу, боясь нарушить иллюзию.

– Да, – говорил он себе, – она, быть может, спит или молится. Не надо ей мешать.

Наконец, собрав все силы, он на цыпочках подкрался к двери, заглянул через нее и вошел в келью. Никого! Келья по-прежнему была пуста. Бедный глухой медленно обошел ее, приподнял матрац и посмотрел под него, будто Эсмеральда могла скрываться под ним, затем покачал головой и остановился, не зная, что делать.

Вдруг он яростно потушил факел ногой и, не говоря ни слова, не вздохнув, со всего размаху хватился головой об стену и упал без сознания на пол. Придя в себя, Квазимодо бросился на постель и, катаясь по ней, бешено целовал еще теплое место, где спала девушка. Несколько минут он пролежал неподвижно, будто готовясь испустить дух, затем встал, весь обливаясь потом, задыхаясь и теряя способность рассуждать. Он начал биться об стену головой с ужасающей размеренностью языка в колоколе и решимостью человека, стремящегося разбиться насмерть. Наконец, потеряв силы, он вторично упал. Он на коленях выполз из кельи и присел против двери в позе, выражающей удивление. Квазимодо просидел так больше часу, без движения, не спуская глаз с опустевшей кельи, смотря на нее задумчивее и мрачнее, чем мать, сидящая между опустевшей кроваткой и наполнившимся гробиком. Он не проронил ни слова; только через долгие промежутки рыдание потрясало его тело, но то было рыдание без слез, как летняя зарница, при которой не бывает грома.

По-видимому, в эту минуту, раздумывая в своем отчаянии, кто мог так неожиданно похитить девушку, он вспомнил об архидьяконе. Он припомнил, что один только Клод имел ключ от лестницы, которая вела в келью. Ему вспомнились ночные нападения на девушку: первому из них он, Квазимодо, содействовал, а второму помешал. Он припомнил множество подробностей, и ему стало ясно, что один только архидьякон мог похитить цыганку. Однако таково было его уважение к священнику, так укоренились в его сердце любовь и преданность к этому человеку, что эти чувства даже в эту минуту боролись с когтями ревности и отчаяния.

Он думал, что это дело архидьякона, и непримиримая кровавая ненависть, которую он почувствовал бы ко всякому другому, будучи направлена на Клода Фролло, заменилась только еще более обострившеюся горестью.

В ту минуту, как его мысль сосредоточилась на священнике, а заря начала освещать своды, Квазимодо вдруг увидел на верхнем этаже собора, у поворота наружной балюстрады, окружавшей хоры, двигавшуюся человеческую фигуру. Она направлялась в его сторону. Он узнал ее. Это был архидьякон. Клод шел медленной, тяжелой походкой, не глядя перед собой. Он направлялся к северной башне, но лицо его было обращено в сторону правого берега Сены, и он держал голову высоко, будто силясь рассмотреть что-то поверх крыш. Сова часто так поглядывает искоса. Она летит к одной точке, а смотрит на другую. Священник прошел над головой Квазимодо, не заметив его.

Глухой, окаменев при его внезапном появлении, смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за дверью лестницы в северную башню. Читатель знает, что из этой башни открывался вид на ратушу. Квазимодо встал и пошел следом за архидьяконом. Он взобрался по башенной лестнице, чтобы узнать, зачем Клод туда поднимается. Бедняга-звонарь совершенно не сознавал, что он станет делать, что скажет, вообще чего он хочет. Он был полон ярости и страха. В его сердце архидьякон столкнулся с цыганкой.

Дойдя до вершины башни, прежде чем выступить из мрака лестницы на площадку, Квазимодо осторожно взглянул, где священник.

Тот стоял, обернувшись к нему спиной. Вокруг площадки на колокольне шла ажурная балюстрада. Священник, устремив взгляд на город, опирался грудью на ту из сторон балюстрады, которая выходила к мосту Богоматери. Бесшумно двигаясь за ним, Квазимодо стал наблюдать, на что он смотрит. Внимание священника было так поглощено, что он даже не услыхал за спиной шагов глухого.