Собор Парижской Богоматери (сборник)

К несчастью, Квазимодо не мог слышать этих слов, произнесенных с мрачным, диким величием. Один из бродяг подал Клопену знамя, и он торжественно водрузил его в щели между двумя плитами. То были вилы, на зубьях которых висел окровавленный кусок падали.

Совершив это, король тунский обернулся и оглядел свою армию – мрачную толпу, где взгляды сверкали почти так же, как пики. После минутной паузы он крикнул:

– Вперед, дети! За дело, молодцы!

Тридцать здоровенных молодцов с железными мускулами, по-видимому слесаря, выступили из рядов с молотами, клещами и железными полосами на плечах. Они направились к главному входу в собор, взошли по ступеням и, вскоре очутившись под сводом, принялись рычагами и клещами взламывать двери. Толпа бродяг последовала за ними, чтобы посмотреть или помочь, и запрудила все одиннадцать ступеней лестницы.

Однако дверь не поддавалась.

– Черт возьми, какая крепкая! – сказал кто-то.

– Стара, и оттого хрящи у нее окостенели, – подхватил другой.

– Смелей, товарищи! – ободрял Клопен. – Ставлю голову против старого башмака, что вы взломаете дверь, похитите девушку и ограбите главный алтарь, прежде чем успеет проснуться хоть один из церковных сторожей. Вот, кажется, замок уже подался.

Страшный треск, раздавшийся позади Клопена, заставил его прервать свою речь. Он обернулся. Огромная балка упала с неба. Она задавила с десяток бродяг на ступенях паперти и полетела на мостовую с грохотом пушечного выстрела, перешибив по дороге ноги нескольким бродягам, сторонившимся с криками ужаса. В одну минуту площадка перед папертью опустела. Молодцы, пробивавшие дверь, хотя и бывшие под защитой глубокого свода портика, бросили дверь, и сам Клопен отступил на почтительное расстояние от церкви.

– По счастью, не попался! – воскликнул Жан. – Только ветром пахнуло. Ну а Пьер-душитель – задушен!

Невозможно изобразить, какое изумление и ужас вызвало это бревно среди бродяг. Они несколько минут смотрели в воздух, перепуганные этим куском дерева больше, чем появлением двадцати тысяч королевских стрелков.

– Черт возьми, – ворчал герцог египетский, – это пахнет колдовством!

– Луна швырнула в нас этим поленом, – сказал Анри ле Руж.

– Недаром говорят, что луне покровительствует Пресвятая Дева, – заметил Франсуа Шантпрюн.

– Тысяча чертей! – закричал Клопен. – Все вы дураки! – Однако он и сам не знал, как объяснить падение бревна.

Между тем на фасаде, до вершины которого не достигал свет факелов, ничего не было видно. Тяжелая балка лежала посредине площади, и слышались стоны несчастных, распоровших себе животы об острые углы каменных ступеней.

Очнувшись от первого потрясения, король тунский нашел объяснение, показавшееся его товарищам правдоподобным:

– Черт побери! Кажется, попы вздумали обороняться? Так бейте их! Грабьте!

– Грабьте! – повторила толпа со страшным ревом. И в фасад храма был выпущен залп из самострелов и мушкетов.

При этом грохоте мирные жители окрестных домов проснулись. Несколько окон отворилось, показались ночные колпаки и руки с зажженными свечами.

– Стреляй по окнам! – командовал Клопен.

Окна тотчас захлопнулись, и бедные граждане, едва успевшие бросить испуганный взгляд на эту бурную сцену, освещенную светом факелов, вернулись, обливаясь холодным потом, к своим супругам, спрашивая себя, не шабаш ли справляется на площади перед собором или не произошло ли нападение бургундцев, как в шестьдесят четвертом году. Мужья боялись грабежа, жены – насилия, и все дрожали.

– Грабь! – повторяли бродяги, однако не смели двинуться вперед. Они смотрели на балку, смотрели на собор. Балка лежала неподвижно, здание хранило свой спокойный и пустынный вид, но что-то непонятное леденило бродяг.

– Ну, молодцы, за дело! – крикнул Труйльфу. – Выламывайте двери.

Никто не тронулся.

– Гром и молния! – кричал Клопен. – Трусы, испугались перекладины!

Старый слесарь отвечал ему:

– Не перекладина пугает нас, командир, а дверь вся обшита железными полосами. Клещами тут ничего не поделаешь.

– Что же вам надо, чтобы взломать ее? – спросил Клопен.

– Надо бы таран.

Тунский король смело подбежал к ужасной балке и поставил на нее ногу.

– Вот вам таран, сами каноники вам его прислали. – И, насмешливо кланяясь в сторону собора, он прибавил: – Спасибо, отцы каноники!

Эта шутка произвела хорошее впечатление. Бревно потеряло свою устрашающую силу. Бродяги ободрились. Скоро тяжелая балка, подхваченная, как перо, двумястами сильных рук, яростно ударилась о большие двери, которые перед тем пытались взломать. При слабом свете факелов на площади эта длинная балка, поддерживаемая толпой, бегом несущейся к собору, походила на тысяченогое чудовищное животное, нападающее с опущенной головой на каменного великана.

Под ударами бревна дверь, сделанная наполовину из металла, звенела, как огромный барабан. Однако она не поддавалась, хотя весь собор содрогался и удары, казалось, отдавались в самых отдаленных подвалах здания.

В ту же минуту на голову осаждающих сверху посыпался град крупных камней.

– Ах, черт! – воскликнул Жан. – Кажется, башни вздумали засыпать нас своими балюстрадами?