Собор. Роман о петербургском зодчем

– Здесь цветет сирень! Здесь цветет сирень! – закричала Элиза, когда, войдя в этот день в сад, ощутила этот запах и увидела розоватые и белые облака, кое-где выступившие из темнеющей уже по-летнему зелени.

Она бегала от куста к кусту, хохотала, как девочка, трогая ладонями дрожащие грозди, наклонялась к ним, чтобы понюхать, или тянулась за ними, вставая на цыпочки, и ветви сдвигали на затылок ее капор и сердито трепали ей волосы.

– Лиз, ну что подумают люди, если увидят? Что они скажут? – хохотал Огюст, бегая за нею следом и стараясь унять. – Ну разве можно так вести себя даме?

– А ты скажи, если тебя спросят, что ты эту даму не знаешь! – веселилась она и, когда он оказывался рядом с нею, вдруг начинала трясти куст, так что Огюста окатывал дождь вечерней росы.

Кончилось тем, что он неожиданно для себя сорвал одну особенно пышно цветущую ветку и, встав на одно колено, преподнес своей спутнице. Элиза испугалась:

– Ой, Анри, что ты наделал! А если городовой?.. Бежим!

И они, схватившись за руки, задыхаясь от смеха, бросились прочь из сада.

А утром следующего дня произошло событие, разом все изменившее и перевернувшее.

Придя в чертежную, Огюст узнал, что его ждет к себе Бетанкур.

Волнуясь неизвестно почему, Монферран вошел в кабинет генерала. Тот сидел за столом и читал какую-то бумагу, но при появлении начальника чертежной оторвался от нее.

– Садитесь, мсье Монферран. – И он глазами указал на стул. – У меня к вам очень важное дело.

– Мне сказали… – Огюст старался не выдать своего волнения, которому сам не знал причины. – Чем я могу быть полезен, генерал?

Бетанкур редко говорил лишние слова. Откинувшись в своем кресле, он некоторое время пристально разглядывал молодого человека, затем слегка тряхнул головою, будто прогонял последние сомнения, и сказал:

– Вчера я был у его величества императора и имел с ним беседу. Его величество поручил мне заняться давно волнующей его проблемой – перестройкой неудавшейся церкви Святого Исаакия возле Сенатской площади. Вы, вероятно, слышали, что уже был конкурс проектов для такой перестройки и что никому из его участников не удалось удовлетворить всем поставленным требованиям. Я говорю и о требованиях государя, и о требованиях времени. Так вот, дабы конкурсов и споров больше не было, император распорядился, чтобы я выбрал и назначил архитектора, который сможет разработать нужный проект перестройки и возглавить строительство. Это задача ответственная, ибо условия сложны, требования весьма определенны, а сроки строительства длительны: я думаю, новая церковь будет строиться не меньше двадцати лет, если не больше. Стало быть, мне нужен архитектор талантливый, очень образованный, просвещенный, то есть знакомый и с самыми последними идеями строительного искусства, умеющий руководить большим количеством людей, ну и молодой, разумеется, потому что старый умрет, церкви не достроив, и она опять, как было с прежним проектом, перейдет из рук в руки и будет испорчена. Я долго думал. Да, для меня обдумывать одну проблему со вчерашнего вечера до сегодняшнего утра – это долго, я обычно думаю быстрее. Но так или иначе, мой выбор сделан. Я выбираю вас.

Золотые пятна солнечного света, раскиданные по столу генерала, вдруг собрались все вместе, взвились, завертелись и огненным вихрем налетели на Огюста. Он пальцами вцепился в края стула.

– Вы согласны? – услышал он сквозь блеск и звон голос генерала.

И потом, будто издалека, свой очень тихий ответ:

– Да…

V

– И-и-и – раз! И-и-и – раз! Еще-е-е – р-раз!

Сорванный голос, захлебываясь на высоких нотах, отдавал команду, и сотни рук вновь и вновь с методичностью машины напрягались, натягивали канаты, и громадные деревянные распорки глухо трещали, казалось, готовые переломиться. Затем снова та же команда, узловатые черные пальцы, тысячи пальцев, разом перехватывали канаты чуть-чуть вперед и вновь натягивали, в полном смысле слова сдвигая с места гору…